, то они напоминали европейские
кадровые партии.
В отличие от них сербские радикалы являлись типичной массовой партией. Ее организация, которую еще до формального основания апробировал Пашич>73, опиралась на жесткую иерархическую вертикаль: от первичных партячеек в каждой общине, через систему срезских (уездных) и окружных отделений, до Центрального комитета – как вершины всей пирамиды. Демократические отношения между различными уровнями такой пирамиды быстро заменились отношениями субординации – в условиях строгой, почти военной, дисциплины>74. Во главе же ее находился непререкаемый лидер – вождь, кем однажды и навсегда (почти на полвека) стал Никола Пашич…
Следует подчеркнуть, что несмотря на внешне схожие условия формирования с европейскими аналогами (и здесь, и там – прямая связь с регулярным созывом высшего представительного органа), сербские политические партии серьезно отличались от них в ряде сущностных элементов. От чего это зависело и к чему приводило?
Во-первых, от принципиальной разницы характера обществ в развитых странах Европы, с одной стороны, и в патриархальной Сербии, с другой. Высочайшая степень социальной гомогенности сербского народа – более 87 % крестьян примерно равного имущественного состояния при фактическом отсутствии буржуазии и аристократии – давала мало простора для деятельности партий в европейском их понимании, которые по дефиниции должны были представлять интересы отдельных социальных групп или классов. «Политические партии, – подчеркивает в данной связи А.Н. Медушевский, – стали новой реальностью конца XIX – начала XX в., отразив выход на историческую арену широких народных масс, их неоднородность, рост социальных противоречий, раскол общества на слои с различными, а то и противоположными интересами, которые нуждались в особом представительстве»>75.
В Сербии «раскол общества на слои» еще не произошел, и, следовательно, почва для становления классической многопартийности была зыбкой. Радикалы действительно вывели «на историческую арену» крестьянство, но практически все оно, по причине нерасщепленности внутрикорпоративных интересов, оказалось под их знаменами. «Та быстрота, – отмечает Л. Перович, – с какой они покрыли всю страну сетью своих партийных комитетов, равно как и немногочисленность двух других сербских партий – Либеральной и Напредняцкой, – показывает, что гражданское общество в Сербии 80-х годов XIX в. находилось еще в зачаточном состоянии»>76.
Политическим следствием данного положения стало то, что при запуске парламентского механизма столь высокая социальная однородность общества не могла не трансформироваться в монополию «народной партии», или радикалов, выражавших интересы подавляющего большинства населения. После принятия конституции 1888 г. все так и произошло. Несмотря на провозглашенный парламентский режим, в Сербии в 1889–1892 гг. сложилось по сути однопартийное «радикальное царство», по выражению современника