Он стал распространять листовки, оберегал Лукаша, носил ему еду, подсыпал золу в буксы вагонов, слушал передачи подпольных радиостанций у своего приемника, рассказывал их содержание товарищам-железнодорожникам, спорил со Зденеком Сливой, помощником которого ездил бессменно.
Потом Лукаш привел Ветишку. С этого дня прошло полгода. Гавличек увидел свет не только вокруг себя, но и в себе самом. Когда из приемника послышались незнакомые торжественные звуки русской песни, Ветишка встал и слушал песнь стоя. За ним поднялись Лукаш и Гавличек. Ветишка сказал, что это новый гимн Советского Союза, и перевел им слова гимна. Когда музыка и пение умолкли, Ветишка сказал: «И у нас будет свой национальный гимн. Гимн свободной народной республики».
Сначала ушел Ветишка, потом Лукаш. Пожимая руку Ярославу в темной передней, Гавличек сказал: «Вот что, Ярослав. Я всю жизнь сам себя обкрадывал. Мне это надоело».
Лукаш обнял его, и на том они расстались. А пять дней назад Лукаш рассказал о смелых действиях чешских и словацких партизан. Он поделился с Гавличеком своей надеждой на железнодорожников – и они могут помочь общему делу.
Эта мысль запала в голову Гавличека. Уходя сегодня из дому, он запер дверь тройным оборотом ключа и положил ключ в коридоре под плинтус. Это условное место знали Мария Дружек и Лукаш. Мало ли что может случиться с человеком, который решился на борьбу?
…Грохот встречного состава, принятого на последний, запасной путь, вывел Гавличека из раздумья. Охранники-эсэсовцы, перекликаясь, рассаживались по тормозным площадкам. Вернулся Зденек Слива, его посвистывание уже доносилось из паровозной будки.
Гавличек вздохнул, встряхнулся и полез под первый вагон. Там у стяжки, между буферными тарелками, он без труда нашел кран и поворотом руки перекрыл его. Теперь приток воздуха в магистраль под составом закрыт, и Слива заметить этого не сможет: контрольный манометр, показывающий давление воздуха в магистрали, контролирует только паровоз…
Огромная туша паровоза, испуская клубы пара и дыма, рассекала ночную темноту. Поезд преодолевал подъем. Зденек высунулся в оконце.
Гавличек добился максимальной работы котла. Паровоз шел с открытым клапаном. Легкий майский ветерок продувал паровозную будку и освежал лицо.
Когда половина состава, перевалив самую высокую точку подъема, пошла на уклон, паровоз сделал такой рывок, что Слива едва усидел на своем месте. Он резко повернулся к Гавличеку. Тот стоял лицом к нему, широко расставив ноги. Глаза его не мигая смотрели на Зденека.
– Ты что сделал? – взвизгнул Слива.