Она не спала до четырех утра, выводя тончайшую паутинку на рваных пятках. На следующий день она небрежно сказала ему:
— После работы зайдем к нам, заберешь свои носки — задание выполнено!
— Какое задание? — удивился Рыбаш.
— Ну, я же вчера взяла у вас дома твои носки…
Он немедленно разозлился:
— Узнаю маму. Все еще мыслит черкасскими категориями — как бы сэкономить пятачок.
— Ну и правильно, — солидно возразила Марлена, сама для себя разыгрывая роль опытной хозяйки, — не выбрасывать же хорошие носки, если на каждом всего одна дырочка на пятке…
Рыбаш насмешливо прищурился:
— Ты очень деликатна. Во-первых, не дырочка, а дырища. Во-вторых, я терпеть не могу штопаные носки: они натирают ноги. В-третьих, если б ты пораскинула мозгами, то поняла бы, отчего все дырки на одном месте.
Ей стоило больших усилий ответить с той же насмешливой интонацией:
— Во-первых, моя штопка не может натереть ногу. Во-вторых, следовало бы сказать спасибо хоть за то, что я возилась. В-третьих, как это я могу раскидывать мозгами по поводу твоих дырок?
Рыбаш покаянно вздохнул. Оба они только что пришли в больницу, встретившись, как всегда, на троллейбусной остановке, и, сняв пальто, ждали, пока гардеробщица подаст им халаты.
— Я неблагодарный осел, — заявил он. — Но дело в том, что у меня порвалась подкладка в левой туфле, на заднике, и надо просто купить новые ботинки. И, — он плутовато взглянул на нее, — в последнее время я что-то никак не могу выкроить час-другой на это дело.
— Опять виновата я! — притворно огорчилась Марлена. — Ладно, сегодня пойдем покупать ботинки.
Вечером они отправились в совместный поход по магазинам. Рыбаш вел себя как мальчишка и все порывался вместо ботинок себе купить Марлене туфли, чулки и даже ботики.
— Ты сумасшедший, просто сумасшедший! — отбивалась она.
— Но я же не сделал тебе свадебного подарка!
— А у нас и не было свадьбы. И не будет. Знаешь, я не люблю свадеб. По-моему, в них что-то нескромное. Зачем выставлять напоказ самые сокровенные чувства?
— Чепуха! Свадьба — хороший обычай. Веселый и радостный. Только снобы не признают народных обычаев.
— Ах, значит, я сноб?! Благодарю!
Она в самом деле обиделась и, воспользовавшись толчеей в магазине, выскочила на улицу раньше, чем он успел найти формулу примирения. Это была их первая ссора, длившаяся до следующего утра. Она просидела у себя дома, ожидая его звонка, а он, побегав по улицам, вернулся в больницу и пошел работать в морг. Как всегда, работа его захватила настолько, что он опомнился лишь около полуночи. С раскаянием размышляя на тему «язык мой — враг мой», Рыбаш вышел из больничного двора. Звонить, а тем более идти к Марлене было поздно. Он побрел домой, проклиная свою несдержанность и не догадываясь, что в эту самую минуту его неопытная в семейной жизни жена проклинает себя за привычку думать «я» вместо «мы».