Он ответил мгновенно:
— Дурочка, неужели в Москве нельзя снять комнату? И мы ее сегодня снимем. И сегодня же переедем.
Но, конечно, это была одна из его безудержных фантазий. Им не удалось снять комнату ни в первый день нового года, ни через неделю, ни после того, как они побывали в загсе.
В загсе они снова чуть не поссорились.
Симпатичная, кругленькая девица с очень веселыми глазами, регистрируя их брак, как нечто само собою разумеющееся спросила Марлену:
— Принимаете фамилию мужа?
Марлена быстро ответила:
— Нет, оставляю свою! — И почувствовала, что Рыбаш насупился; не поворачиваясь к нему, словно объясняя девушке, она негромко добавила: — В память об отце… я не могу менять фамилию.
Наступила долгая пауза. Девушка выжидательно посматривала на обоих. Наконец Рыбаш не то шумно глотнул, не то перевел дыхание.
— Я очень сожалею, но она, видимо, права.
Потом, когда они уже вышли из загса, он задумчиво повторил:
— Ты действительно права насчет фамилии. Но в следующий раз предупреждай заранее.
Марлена расхохоталась:
— О чем предупреждать? О том, что я не могу менять фамилию? Но нам это никогда больше не понадобится!
Он ответил очень серьезно:
— Обо всем неприятном. Я тебе говорил: я человек грубый и несдержанный.
— Но ты же умный! — искренне возразила она.
Ему польстило ее возражение, и он милостиво согласился:
— Умные тоже бывают вспыльчивыми.
— Хорошо, буду предупреждать, — покорно сказала она.
Тем не менее они скоро снова поссорились.
Марлена очень старалась думать «мы» вместо «я», хотя внешние обстоятельства не способствовали этому: они жили врозь, и ей все еще не приходилось сталкиваться с теми милыми или раздражающими мелочами, которые рождают это «мы» и составляют совместный быт людей. По утрам, когда за окном еще темно и так не хочется поднимать голову с подушки, когда так дорога каждая минутка блаженной дремоты, ей не надо было вскакивать первой, чтобы приготовить хоть самый незатейливый завтрак. Ей не надо было после работы, как Анне Витальевне Седловец и даже спокойной, уравновешенной Нинель Журбалиевой, бегать по магазинам, чтобы купить хотя бы полуфабрикаты на обед. Она не знала, когда кончается у него запас чистых носовых платков, и не тратила драгоценного свободного времени на постирушку. Она еще ни разу не отвозила его белье в прачечную и очень стеснялась, забирая впервые у его матери целую груду порвавшихся носков Андрея, чтобы заштопать их дома.
— Что умею, то умею, — стараясь под шуткой скрыть смущение, говорила она, — это у меня вторая профессия — штопаю артистически.