Он взял чашку и сделал вид, что пьёт из неё, дует на горячий чай, прихлёбывает. Ледяная фарфоровая чашка обжигала пальцы, но Сергей сделал вид, что этого не замечает.
— Спасибо вам, — сказала Маргарита. — Увидела кусочек счастья. Вы меня как на машине времени свозили в прошлое. Есть у Уэллса такой роман. Читали?
Сергей «поперхнулся» чаем и едва не выронил чашку.
— Читал, — ответил он и поставил «недопитый» чай на стол.
Где-то близко протарахтел автомобиль. Может, всё ещё ищут его? Прислушался к ощущениям. Нет, это был не тот «Хорьх», на котором его катали. Может, это и не по его душу, но нужно спешить. А то он тут расчувствовался совсем, чаёвничает. Расслабился, одним словом.
— Ваш муж писал в последнее время? — осторожно спросил он.
Маргарита кивнула.
— Он о войне писал?
— Да, — ответила она и удивлённо вскинула на гостя глаза.
— Вы читали? — продолжил он расспрашивать.
— Я не читала, Саша мне сам рассказывал. Как всегда фантастика… но странная фантастика. Он писал о поражении. О голодном Ленинграде. О разрушенном, но непокорённом Сталинграде. О разрушенном Берлине. Последние строки он писал уже перед Новым Годом. О весне. Он писал, что именно весной будет победа. Но я не верила. Это было похоже на мальчишеские мечтания. Знаете, как мальчишки фантазируют — вот я капитан дальнего плавания, я плыву на огромном пароходе. Ну, фантазии, что с них взять. Откуда он их черпал, я не знаю, иногда мне казалось, что это просто бред, но ум его как никогда был ясен. О какой весне может идти речь? Немцы закрепились здесь надолго.
— Всё это правда, — заметил Крутояров. — Не фантазии. Именно весной фашистов разгромят. Но не этой. Вот именно эту рукопись я и хочу спасти. Я должен её спасти. Чтобы люди знали.
— В этой квартире рукописи не было. Мы ведь здесь не жили с начала оккупации. Она всегда находилась у Саши под рукой. До самого последнего момента. Но немцы её забрали. Они ведь там, где мы жили, тоже обыск устроили.
— Это плохо… — только и сказал Сергей. — Это очень плохо.
— Вот вы о рукописи беспокоитесь, — голос Маргариты стал резким, раздражённым. — А о ребёнке вы не беспокоитесь? Что со Светланой будет? Ладно я, я пожила уже на свете. А она? Ей-то ведь двенадцать лет только.
Крутой встал из-за стола и стул облегчённо скрипнул. Подошёл к окну, всмотрелся в тёмные провалы окон в разбитых стенах соседних домов.
— С ней ничего не случится, — сказал он. — Она не погибнет. И вы тоже. Будьте спокойны по этому поводу.
— Но откуда такая уверенность? — Маргарита смотрела на него с недоверием, и в то же время она очень хотела верить.