Он чувствовал неуверенность. Вид плачущей Хеге был еще слишком свеж в его памяти. Он понимал: ведь это из-за него она плакала, отвернувшись к стене.
И сразу после этого ему приснился тот сон!
Как бы таи ни было, теперь Хеге выспалась и думала уже о другом. Маленькая, ловкая, она стояла у стола и нарезала хлеб. Она старалась выглядеть нарочито беспечной — ничего не случилось! — чтобы загладить впечатление, оставшееся после вчерашнего вечера.
— У тебя хорошее настроение? — ответила она на его необычное приветствие.
Он усмехнулся про себя.
— Почему ты так думаешь?
— А разве это не так?
— Так, но ты не знаешь почему, — сказал он.
О вчерашнем она не обмолвилась ни словом. Но все-таки рискнула коснуться опасной темы.
— А по-моему, знаю: сегодня ты попытаешься сделать то, о чем мы вчера говорили. То, что для нас дороже золота.
Ох, он совсем забыл, что обещал сегодня поискать работу. Но Хеге, выходит, не забыла. На его радость упала легкая тень.
— Не угадала, — сказал он.
— Разве ты не собирался…
— Потому что над нашим домом теперь тянет вальдшнеп! — прервал он ее, объясняя перемену в своем настроении. Зачем человеку совершать мучительный поход в поселок и искать работу, когда случилось такое радостное событие?
— Но Хеге не разделяла его настроения.
— Ну и что с того? — спросила она. — Что изменилось от этой тяги?
— Ну… я не знаю… Ты правда ничего не понимаешь?
Он был смелее, чем раньше, но пользы от этого не было никакой.
— Ешь, — сказала Хеге.
Маттис ел. Он жил еще своим сном. Потом он заставит ее понять, как важно то, что случилось, то, чего она не желает понимать.
— Гм! — вдруг хмыкнул он и трижды стукнул башмаком об пол.
— В чем дело?
— Тебя это не касается.
— А по-моему, касается, — сказала Хеге. — У тебя такой вид, будто тебе не терпится что-то мне рассказать.
Маттис ел молча, но наконец он не выдержал.
— Чего только не приснится, если захочешь, — сказал он.
Хеге не была расположена к этой игре.
— А-а, значит, тебе приснился сон? — спросила она так, словно все это не имело никакого значения.
— Гм! — снова сказал Маттис.
— Давай уж рассказывай, я же вижу, что тебе не терпится.
После таких слов сон показался Маттису более явственным, более значительным. Почти явью.
— Рассказать, что мне приснилось?
Хеге кивнула.
— Этого я не могу, — сказал Маттис и важно посмотрел на нее.
— Значит, ничего особенного тебе не приснилось, — упрямо сказала Хеге и налила кофе из щербатого кофейника. Она думала уже о другом.
— Порядочные люди не говорят о таких вещах, какие мне снились. Знай это, — сказал Маттис.
— Вот как?