Нахальное минирование (Берг) - страница 3

И Димка, в общем, был полностью солидарен с этим мнением. Но это все была лирика, потому свои мысли Еськов придержал при себе.


Капитан Николаев, сапер

Этот ясный теплый день не порадовал прямо с утра, когда пришлось выслушать незаслуженную выволочку от командира полка, и потом все шло только хуже и хуже. И самое паршивое – ничего хорошего впереди не светило. Стоявший перед телегой мальчишка-лейтенант только подтвердил опасения. По всему выходило, что скоро по этой дороге попрет стальная гусеница гитлеровских войск. И потому настроение и до того плохое, стало хуже некуда.

Умирать капитану очень не хотелось, а других вариантов как-то и не было. Потому как приказать этому пареньку, чтобы тот выделил из своего мизерного войска самобеглую гусеничную телегу, которая доставит раненое тело в медсанбат или куда еще к медикам, в принципе было возможно. Николаев знал, что он умеет убедительно приказывать, люди его слушались. Только вот смысла не было в том никакого, потому как этот паренек в шлемофоне ни двумя своими бронированными коробочками, ни даже тремя, немецкого удара не остановит. Силы несопоставимы. И догонят германцы в два счета. А что такое немцы в нашем медсанбате капитан уже разок видел, и очень бы хотел больше такового не видеть никогда.

Лютость, с которой цивилизованные европейцы обошлись с беспомощными ранеными и медичками потрясла капитана до глубины души. Мертвых мужчин из персонала там было человек десять, да и то больше санитары, а вот женских трупов всех возрастов снесли тогда саперы в общую могилу семьдесят два, да добитых раненых под сотню. Не просто убитых, а видно было, что повеселились культуртрегеры, поизмывались над беспомощными и безоружными. Чтобы не выть от бесполезного бешенства, капитан старался думать об отвлеченном, например – куда остальные медики подевались, по штату их должно было быть двести пятьдесят три человека.

Но не очень помогало, особенно когда мимо него пронесли замотанную в окровавленную простыню то ли медсестричку, то ли докторицу, которая голой валялась на въезде, бесстыже распластанной, с изуродованным лицом и странно перекошенными грудями, которые, похоже, попробовали весельчаки отрезать, да не задалось, перемазали только труп кровищей. Он узнал тело по запомнившимся светлым кудряшкам. А когда на секунду представил, что с его женой могли бы так же поступить – аж зубами захрустел. Хорошо еще, что дочка маленькая совсем, и пока врача Николаеву в армию призвать не могут. Но понимание того, что тут на войне человечности места нет, вошло в сознание капитану и теперь он чувствовал себя иначе, чем когда был гражданским инженером.