В тысяча девятьсот тринадцатом году — то есть тринадцать лет тому назад — один известный мексиканский революционер Хозе Рангель и его товарищ — назовем его Хозе Реаль — были приговорены попечениями великой «демократической» республики: первый в общей сложности к девяноста девяти годам тюремного заключения, а второй по тому же делу к трем четвертям века, то есть к семидесяти пяти годам. Таким образом, оба они обречены на медленную смерть, и тюрьма приняла их, как кладбище.
Известно, что такого рода политическим заключенным помилования не полагается.
Но иногда в отношении их применяется мера, которую вы при желании можете считать поблажкой, хотя на самом деле это лишь утонченная пытка; случается, правда очень редко, но случается, и тому примеры бывали, — им разрешают один раз посетить свою семью, если они дадут честное слово вернуться в тюрьму точно к назначенному сроку. И, само собой разумеется, эта милость уже через несколько минут оборачивается мукой и кончается кошмаром. Впрочем, эта поблажка дается всего только раз за все время тюремного заключения.
Так было с Хозе Рангелем, а потом с Хозе Реалем.
Он, как мы уже говорили, был осужден в тысяча девятьсот тринадцатом году. В ту пору ему было уже сорок, жена его Клемане тоже достигла сорокалетнего возраста. Дочке Саравии было всего восемь лет, когда ее отец исчез из мира живых, а сыну Винсенте — двенадцать. Go временем малыши подросли, стали взрослыми, обзавелись семьей, детьми. И все они по-прежнему жили в том самом домике в Сан-Себастиано, где жил и сам Хозе Реаль, когда он еще был человеком.
Когда ему объявили: «Ты поедешь к своим. Поедешь вечером, но ты обязан вернуться на следующий день к закату», — огромная радость наполнила его сердце. Он увидит свою дорогую, свою тихую Клемане, с которой он так славно прожил целых двадцать лет, увидит взрослую молодую женщину вместо маленькой девчурки и красивого молодого человека вместо неуклюжего подростка, да что там — он, дед, увидит внучат, не говоря уже о том, что у него теперь есть зять и невестка. Это же чудо, и все-таки чудо свершится: он увидит своими глазами, прикоснется, ощутит то, о чем косноязычно пытались сообщить ему письма, коротенькие и нескладные письма: «Родился мальчик, назвали его Артуро, а другого окрестили Мигуэлем… Ребята, слава богу, растут ничего… Оба хорошенькие…» Короче, увидит все то, о чем хотели, но не умели сказать письма, ведь буквы-то выводил простой человек, который не привык изъясняться с помощью пера и бумаги.
И ему дано пережить все это вместе со своими близкими, прожить целую жизнь в этот летний день, который будет длиться вечность — с утра и до самого вечера.