Счастье ошеломило его еще и потому, что дело об этом свидании тянулось месяцы и месяцы и никак не могло разрешиться, а он так страстно мечтал, так страдал, переходя от надежды к отчаянию.
Когда день наконец назначили, он сразу преобразился, просветлел, помолодел. Предупредить домашних о своем приезде или просто явиться к ним под вечер нежданно-негаданно и сказать: «Вот и я, нет ли чего перекусить?» — сказать тем же самым тоном, каким он говорил, возвращаясь вечером домой с работы.
Но потом он решил, что это, пожалуй, чересчур рискованно — явиться так, сюрпризом, — а вдруг они как раз куда-нибудь уехали. Или еще что-нибудь случилось. Нет, надо предупредить! И он послал письмо.
Он вышел из тюрьмы в три часа пополудни, а обратно должен был возвратиться на следующий день на заходе солнца. Но он старался не думать о том, что этот день кончится, ведь тогда конец всему.
После тринадцати лет, отучивших его от обычной жизни, так странно было идти, как все люди, ступать по плитам тротуара, размахивать руками, не стукаться локтем о стену камеры, а, подняв глаза, видеть свет, свет, вплоть до самого горизонта, ясный, ничем не заслоненный свет. Он ощущал слабость в ногах, окружающие предметы то и дело начинали кружиться у него перед глазами, и прохожие говорили: «Должно быть, после тяжкой болезни». И они, пожалуй, были правы.
Он рассчитал, что домой попадет к восьми часам вечера, — придется сначала ехать поездом, a потом еще добираться пешком. Значит, он увидит милые его сердцу лица при дневном свете, в косых лучах заката, пока не зажгли лампы, и это будет еще одной радостью.
В поезде он вдруг почувствовал огромную усталость, в голове у него помутилось. А когда поезд, грохоча, набрал скорость, ему пришлось прикрыть глаза, а ведь нужно было смотреть, смотреть, ничего не упустить, запомнить любую мелочь.
Он так и не заметил, что какой-то пассажир, севший в поезд одновременно с ним, время от времени поглядывал в его сторону. Правда, когда они входили в вагон, он обратил внимание на этого пассажира, но теперь, взволнованный и оглушенный открывшимся вдруг перед ним огромным миром, не сообразил, что знает своего попутчика и что это — полицейский инспектор, которому было поручено в случае необходимости напомнить узнику о клятве вернуться обратно в тюрьму. Ведь весь тюремный персонал, равно как и наши властители, не особенно верят в искренность и честность человека — ибо сами лишены этих черт. Впрочем, инспектор вел себя вполне корректно и усиленно делал вид, что не интересуется своим подопечным.