Не легче. Даже неприятно, мутно на душе: не один Саги виноват. Слабость охватила меня, я повисла на нём и прошептала:
— Ты даже не представляешь, что это… как… мне конец.
— Что-нибудь придумаем, — он осторожно погладил меня по спине.
Слёзы бежали по щекам. Саги не знал, какая для меня катастрофа остаться без полноценной магии, без последней защиты.
Оа ыот…
Тьма сочится по телу…
Оа ыот… Оа ыот…
Тьма сочится — влажная, холодная, я лежу в пустоте на её огромных руках, гул далёких голосов вибрирует в теле…
Оа ыот…
Нити тьмы опутывают, врезаются в запястья, лодыжки, стягивают шею…
Она ыот…
Тьма течёт по мне… Нет, не тьма: дождь. Я стою на дороге в бесконечность, и впереди горит лежащий на обочине фонарь.
— Она йот, — скандируют из тьмы, и голова раскалывается от сотен и тысяч голосов. — Она идёт, она идёт, она идёт.
Я знаю, что впереди. Не хочу туда, не хочу снова… Нити тьмы тянут, и я иду. Шаг за шагом.
— Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Фонарь озаряет неестественно выгнутого мужчину в белой рубахе, разодранных штанах и вцепившегося ему в горло подгнившего куратора. Жёлтые блики сверкают на лужах, сапогах мага и скрюченных пальцах, тонут в провалах глаз, прорехах разложившейся плоти.
— Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Жезла нет, я пячусь. Куратор приподнимает голову и заглядывает в бледное лицо жертвы.
Я пячусь.
— Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Полуразложившееся лицо куратора обращается ко мне, вспухшие окровавленные губы размыкаются, и новый голос вливается в хор:
— Она идёт.
Отступаю. Куратор вдруг оказывается передо мной, всё затопляет запах гнилого мяса. Мёртвые руки смыкаются на моих запястьях. Я дёргаюсь ещё. Куратор толкает меня и валится сверху.
Холод земли пробирается в спину. Боли нет, словно не упала, не стукнулась.
«Это сон».
— Она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Куратор нависает надо мной, продолжая стискивать запястья.
— Хороший выбор, маленькая ведьма, — он улыбается, обнажая измаранные кровью клыки. — Но помни: она идёт. И нам дано познать величие её.
«Это сон».
— Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
«Это сон, проснись!»
Оглушающий вой голосов гаснет. В бескрайней тьме я одна.
Вишу на нитях тьмы… нет, лежу под одеялом.
Я лежала под одеялом. Магии было кошмарно мало, словно за ночь не восстановилась вовсе. Я лихорадочно прощупала её сознанием и выдохнула: чуть-чуть восстановилась.
«Она идёт», — я вздрогнула, открыла глаза. В блёклом утреннем свете потолок казался голубовато-серым. Зябко поёжилась. Почему я вспомнила о странной фразе сейчас?