Я крепко зажмурилась и, закусив одеяло, сжалась калачиком. Пусть всё образуется. Ну пожалуйста, пусть всё как-нибудь образуется…
Между штор струился блеклый голубоватый свет. «Рано», — глубже забираясь под одеяло, я закрыла глаза. Сон не шёл. Надеясь призвать дрёму, я усилием воли расслаблялась — и обнаруживала, что кусаю губу, дёргаю ногой или тискаю одеяло.
«Выброси мысли из головы», — но в мысли лез Катель, его нахмуренные тёмные брови, намерение разобраться, и допрос, бургомистр, которому развлечения важнее, чем пропавший человек. Судьям будто дела нет до гуля. Или они полагались на защиту оборотней?
Ну вот, я снова сжимала одеяло. Разогнула пальцы, поёрзала… «Спи». Дышала ровно. «Поспи ещё немного».
Глаза открывались, кипучая энергия наполняла тело, жаль — энергия физическая. С каждой минутой она всё настойчивее вливалась в мышцы, руки тянулись раскинуться, ноги — идти, бежать. Кожу охватывал лёгкий жар. Соски напряглись, и сорочка их тревожила, дразнила. Вдоль позвоночника струилось тепло и собиралось внизу живота, а кровь опаляла щёки и учащала сердцебиение. Я повернулась на спину, складки ткани жались к коже легко и волнительно, руки тянулись усилить эти ощущения: провести ладонями по грудям, огладить бёдра.
Ну зачем мне это сейчас, а? Проблем мало? Надо думать, как из этого несчастного Холенхайма живой смотаться и желательно с зарплатой.
С другой стороны, в чём проблема, если у меня под боком гомункул с отлично работающей сексуальной функцией? Сердце тревожно сжалось.
Саги…
Его тёмные в гневе глаза, побелевший от напряжения кулак и жуткое «Ты». Что Саги вложил в это короткое слово? Кто я для него? Определённо не хозяйка. Так кто же?
Однажды Саги решил, мне приятнее будет увидеть человеческое лицо, не решил ли он теперь, что мне приятно или необходимо его беспокойство обо мне? Кто знает…
Я села. Складка одеяла между ног давила на внутреннюю сторону бёдер, обостряла возбуждение. Никогда особо не задумывалась, что будет после инициации, и вот она прошла. Никаких больше ограничений, кроме здравого смысла и чувства собственного достоинства.
Любовник…
— Любовник, — на вкус слово было терпким, тревожным, и всё же я повторила: — Любовник.
Странно. Усмехнулась.
Никогда, даже в самом дальнем уголке страны, даже за её пределами, я не застрахована от встречи со знакомыми по прошлой жизни и аресту. Я морально готовилась не привязываться к местам, не влюбляться и не вступать в отношения, чтобы никому не испортить жизнь.
Но Саги — идеальный любовник, испортить жизнь которому я не могу, ведь с гомункулов спроса нет. От которого не забеременею. Который не очернит меня из пустой мстительности или желания потешить самолюбие. В которого нельзя влюбиться, ведь он не человек. Но с которым можно хотя бы ненадолго ощутить себя обычной решившей пошалить ведьмой. Просто удовлетворить физиологические потребности.