Эйлар дёрнулся и резко обернулся. На лестнице, опираясь на трость, стоял немного горбатый старик в дорогом камзоле. Седые волосы разметались по плечам и свисали по бокам остроносого хищного лица. Спускаясь, он подволакивал левую ногу и очень налегал на трость. Но, невзирая на физическую ущербность, от деда веяло силой. Во взгляде блеклых, по-звериному сверкающих глаз была такая подавляющая властность, что, едва он ступил с лестницы на пол, я рефлекторно просела в реверансе.
Валентайн — похоже, так зовут моего свежеиспечённого кровного врага — почтительно склонился, а когда старик доковылял, пробормотал что-то вроде:
— Простите, я не хотел.
Пристально меня разглядывая, старик небрежно отмахнулся от его слов. Я просела в ещё более глубокий реверанс — сила старика почти расплющивала, я смотрела на тупые носики его замшевых туфель, пряжки с головами воющих на луну волков.
— Какая прелестная юная особа, — произнёс старик, и по интонации было не понять, хвалит он или насмехается.
— Дядя, она… — начал Валентайн, но взмах узловатой, в старческих пигментных пятнах руки его остановил.
Подковыляв ближе, старик хмыкнул:
— Вы очень грациозны, — он сложил ладони на трости. — Реверанс сделал бы честь придворной даме.
— Благодарю, вы мне льстите, — пролепетала я.
Тем паче что он действительно льстил, ведь за такой реверанс при дворе мне бы порку устроили.
Валентайн возмущённо начал:
— Дядя…
— Проверь лошадей, горячая голова.
— Но она…
— Спасала свою жизнь и жизни других людей, — старик забарабанил пальцем по серебряному носу набалдашника-волка.
— Это был мой брат! — подступил Валентайн.
— Право предъявлять претензии у главы рода, то есть у меня, а я не в претензии.
Повисла звенящая тишина, воздух искрился от напряжения. Ноги уже ныли, но я боялась подняться из реверанса, дышать боялась, чего уж! Так вот за кого Саги хотел меня сосватать — за горбатого властного старика. Ну спасибо. Шумно выдохнув, Валентайн слишком звонко отчеканил:
— Амэйбла ты никогда не любил. И меня, и нашего отца, — развернувшись на каблуках, он вихрем помчался прочь.
И так хлопнул дверью, что эхо грохотало ещё несколько секунд. Выпрямившись, я не осмеливалась посмотреть на графа. Узловатый палец вдруг коснулся моего подбородка и потянул вверх, старик велел:
— Посмотри на меня, дитя.
Сердце вырывалось из груди, прикосновение чужой руки почти обжигало. Стиснув зубы, я подняла взгляд. Морщинистое, хищное лицо графа было совсем близко. В отличие от племянника, он пах не шерстью, а духами с мятной нотой. И смотрел так, что… в общем, кажется, он не прочь был жениться ещё раз, а если не жениться, то завести любовницу.