— Почему ты был в маске?
Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:
— Всегда так выхожу в город.
— Почему?
В его потемневших глазах мерцали блики:
— Ты слезать собираешься?
Кивнув — мир качнулся, — я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить — я впилась в его рукав:
— Почему ты так одеваешься?
— Проблем не хочу, — глаза у него были немного разные.
Левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.
Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света. Оттенок глаз всё же отличался, и в равномерной тени разница стала заметнее.
— Что? — Саги нахмурился, но оставался на месте.
Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.
— У тебя глаза разные, — прошептала я сквозь учащённые вдохи, от волнения по коже бежали мурашки.
— Да, немного, — шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.
Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь… В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови — какой упругий, чарующий изгиб.
— Ты красавчик, — вырвалось из полной томительного трепета груди.
Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:
— Прости, Рыжик, сейчас покормлю.
Они направились в конюшню. «Цок-цок», — звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения и пьянило, кружило голову, аж поджилки тряслись.
Я глубоко дышала и повторяла: «Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя». И снова дышала очень глубоко…
Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.
Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество — настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.
Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:
— Почему ты был так странно одет?