— Потому что я красавчик, — Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.
— А подробнее, — я прислонилась к подпиравшему потолок столбу. Ноги, будь они неладны, подгибались вовсе не от усталости.
Саги неопределённо качнул головой:
— Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.
— Но ты всего лишь гомункул, ты… — От косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство. Хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого прожигавшего взгляда.
— Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное — влез.
Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.
— Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, — Саги продолжил небрежно порывисто чистить под ногтями. — Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду. Увидел, как я переодеваюсь.
— Э-э, — я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим… это утомляет. — Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.
И даже выстраивались бы в очередь… Я поковыряла носком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.
— Мне ты показался. Почему?
Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.
— Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.
То утро, вместо «ангела» — закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:
— Спасибо, это было правильное решение.
Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:
— Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?
Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.
— Кровососы прорвали защиту, — голос дрогнул. — Их так много было, накинулись внезапно, и…
Вздыхая, я опустила голову.
— Кто-нибудь умер? — строго спросил Саги.
Я отрицательно качнула головой.
— Печати восстановлены?
Кивнула.
— Значит, всё в порядке, — Саги на миг прикусил тонкую губу. — Там тёплая вода есть, искупаешься?
— С радостью, — оттолкнувшись от столба, я поплелась в дом. — И поем, и посплю.
В могилку я бы тоже закопалась с радостью, лишь бы спрятаться от проблем.
Под одеялом холодно, изморозь ползёт по костям, сводит мышцы, а птица колотится, раня крылья о шипы опутавших клетку ядовитых роз. Чёрные щупальца холодной пустоты проползают в сердце…
Я осознаю, что сплю. Лежу, уткнувшись щекой в подушку, вокруг темно, и сорочка соскользнула с плеча, одеяло замялось под рукой неудобной складкой. Так же ясно осознаю щупальца — мерзкий образ пожирания души пустотой. Душа кричит о потере магии, магия требует восполнения, но не могу утешительно сказать: «Потерпи, скоро что-нибудь придумаю». Ничего не могу, неподвижно лежу под негреющим одеялом в нелепой надежде, что меня оставят спать пару дней.