– Я просто хотел уточнить.
Георг стал орать несвязным матом. Художник молчал, опустив голову, разглядывал старую сиделку и думал про себя – "Скоро сдохнешь, гад"
– Знаешь, почему у тебя собаки получаются лучше людей? – зло спросил король, – потому что ты сам собака, пудель ярмарочный. Уточнить, облизать, обсосать подачку. Ты, должно быть, думаешь, что я не могу встать, потому что ноги не держат? Да запросто могу. Я просто не хочу.
Художник молчал. Зависла пауза.
– Рисуешь что-нибудь? – примирительно спросил король. Он умел мгновенно забывать свой гнев.
– Да так, – сказал художник, тут же сменив свой удрученный вид на крайне заинтересованный. – Я нарисовал несколько портретов по заказу, а сейчас делаю эскизы для души. Хочу нарисовать картину на древнегреческий сюжет. "Смерть Ахиллеса", если вам интересно.
– Конечно, мне интересно, или ты думаешь, что я терплю твое общество из-за дипломатических нюансов. И от чего же сдох твой Ахиллес? Подавился пирожком?
– Это известный сюжет. У Ахиллеса было только одно уязвимое место…
– По яйцам, что ли получил? Действительно известный сюжет. Знаешь, что я в тебе больше всего ценю?
– Что? – спросил художник.
– Твою дрессированную тупость и умение лаять по заказу. Небось, думаешь, что завтра я сдохну и тебе не придется подставлять свой профессиональный зад под острые предметы? Дурак, тебе придется вилять в два раза быстрее, потому что сына вряд ли заинтересует твоя мазня, потому что на самом деле человечными у тебя получаются только собаки, глупые утонченные болонки, шавки на пол пинка. Твоя естественная поза на четвереньках, а виляние хвостом – смысл жизни. Если бы у тебя был дрессировщик, он бы повесился от тоски. В твоем роскошном доме, построенном на мои деньги, наверняка есть секретная конура, в которую ты залазишь, когда надо подумать. Я угадал?
– Нет, – сумел спокойно ответить художник. Он приучил себя не обращать внимания на подобные выпады. – Конечно, общеизвестно, что у меня одна из самых больших псарен в Англии и, действительно, преданность собак вызывает мое восхищение. Я думаю, что и вы, ваше Величество, если бы взглянули бы на мою псарню, могли бы подчерпнуть от увиденного много поучительного. Но…
– Заткнись, – перебил король, – Кто ты такой, что бы что-то мне объяснять? Кто ты такой, что бы рассказывать мне о себе? Я хотя бы знаю, кто я такой и я не собираюсь скрывать себя под покрывала, прятаться под юбками всех этих блядей. Я принял себя, как приговор и сам же этот приговор исполнил. Ты не представляешь, как мне больно сейчас. Мои кишки жрут меня, пожирают мою душу, но я гордо иду вперед, потому что я иду вперед. Понимаешь, премудрая тупня? Я иду вперед. Я попал в болото. Я вязну в собственном говне, но не тебе объяснять мне правильную дорогу. Я никогда, ни при каких обстоятельствах тебе не поверю. Даже если вокруг тебя будут хороводить ангелы и петь "Осанну" серафимы, я все равно не поверю не одному твоему слову. Ты – прибор, которым самоудовлетворяются господа и прочие люди. Сегодня ты стоишь дорого, потому что я тебя купил, а завтра тебя будут иметь за пол пенса на рыночной площади. И ты сам никогда не узнаешь, сколько ты стоишь, потому что сам по себе ты не стоишь ничего…. Мне страшно. Ты не представляешь, как мне страшно. Но я буду идти до конца, не сворачивая и не оправдываясь, потому что только это может меня спасти, только это оправдать. Если я сейчас вызову священников, подстригусь в монахи и начну замаливать свои грехи, то Господа стошнит от отвращения.