Пятидесятилетний гроссадмирал встретил его, стоя у висящей на стене морской карты, с нанесенными на нее базами германского флота. На появление Фосса он вначале вообще не обратил внимания, похоже, что в эти минуты мысленно пребывал в командирской рубке своей флагманской субмарины, ведущей подводную эскадру к норвежским берегам; или попросту прокручивал в памяти одну из своих боевых операций, о которых частенько любил вспоминать в окружении морских собратьев.
– Что случилось, вице-адмирал? – Лицо командующего казалось пепельно-зеленоватым от усталости и бессоницы, а всегда подчеркнуто ухоженный мундир выглядел изрядно измятым, что могло свидетельствовать только об одном: эту ночь гроссадмирал провел, не выходя из своего кабинета, дремля прямо в кресле. – Вы так рвались сюда, словно хотели сообщить о гибели всего английского флота.
– С английским флотом, господин гроссадмирал, нам еще предстоит повоевать, – нисколько не смутила Фосса вступительная речь командующего. Он знал привычку Деница: мгновенно ставить любого появившегося на его пороге адмирала в такое положение, при котором тот начинает чувствовать себя непорочным юнгой на захудалом торговом судне, экипаж которого набран из морских бродяг и портовых забулдыг. – Но много ли мы припомним случаев, когда адмирал мог бы доложить командующему флотом Германии: «Париж взят!»?
Дениц поморщился. Со смертельной скукой в глазах он взглянул на Фосса, потом на испещренную пунктирами эскадренных курсов карту и вновь на Фосса.
– Что вы сказали, вице-адмирал? – изобразил он нестерпимую зубную боль. – Какой еще, к черту, Париж? Кем «взят»?
– Нами, господин командующий. То есть моряками адмирала Кранке.
– Это в связи со вчерашним вашим наполеоновским планом?
– Который вы полностью поддержали. Оказывается, к полуночи все эсэсовцы Парижа, во главе с шефами гестапо, СД и сыскной полиции, были арестованы путчистами, возглавляемыми генералом пехоты Штюльпнагелем.
Кажется, только сейчас гроссадмирал встрепенулся.
– Значит, там все это разгоралось всерьез?
– Настолько, что, сидя здесь, в ставке, даже трудно было предположить.
– И что же это за путч, который в течение ночи удалось подавить даже Кранке? – удивился командующий.
– Как мы с вами и предполагали, – усиленно акцентировал Фосс внимание на «мы с вами», – сухопутные генералы начисто проморгали все береговые флотские экипажи. Потом это их настолько поразило, что когда Кранке предъявил жесткий ультиматум, подкрепив его стволами двух сотен своих «просоленных», Штюльпнагель чуть не подавился обоймой из собственного пистолета.