Лингард пригнулся ухом к его смуглым губам.
— Передай свое поручение, — ласково сказал он.
— Раджа хотел еще раз пожать тебе руку, — прошептал Джафир таким слабым голосом, что Лингард скорее угадывал, чем слышал его слова, — Я должен был тебе сказать… — начал он и вдруг остановился.
— Что сказать?
— Чтобы ты все забыл, — произнес Джафир с усилием, словно начиная длинную речь. После этого он не говорил ничего, пока Лингард не пробормотал:
— А госпожа Иммада?
Джафир собрал свои последние силы.
— Она ни на что не надеялась, — ясно произнес он. — Когда Аллах призвал ее к себе, она сидела в стороне, покрытая покрывалом, и скорбела. Я даже не видал ее лица.
Лингард пошатнулся и упал бы ничком на умирающего, если бы стоявший рядом Васуб не подхватил его за плечо. Джафир, казалось, ничего не замечал и неподвижно смотрел на балку в потолке.
— Ты слышишь меня, Джафир? — спросил Лингард.
— Слышу.
— Я не получал кольца. Кто мог его мне принести?
— Мы отдали его белой женщине, да будет геенна ее уделом!
— Нет, геенна будет моим уделом, — с силой отчаяния проговорил Лингард, и Джафир в ужасе поднял руки, — Ибо слушай, Джафир: если бы она отдала мне перстень, она отдала бы его глухому, немому и безвольному человеку.
Неизвестно, услышал ли его Джафир. Он не произнес ни звука, его взгляд оставался таким же неподвижным, и только распростертое тело его слегка пошевелилось, как бы отодвигаясь от белого человека. Лингард медленно встал и, велев Васубу оставаться, прошел на палубу, ни разу не взглянув на умирающего. И опять показалось ему, что он шел по всеми покинутому кораблю. Слуга-мулат, наблюдавший в щелку из двери кладовой, видел, как капитан, шатаясь, вошел в каюту и шумно захлопнул за собой дверь. Больше часа никто не подходил к этой запертой двери, пока не появился Картер и не попытался заговорить.
— Вы там, сэр?
— Можете войти, — раздался голос. Голос звучал громко и сильно, и это ободрило молодого человека. Он вошел.
— Что скажете?
— Джафир умер. Только что. Я думал, что вы захотите об этом узнать.
Лингард пристально посмотрел на Картера и задумался. Теперь, когда Джафир умер, на опустошенной земле не осталось ни одного человека, который сказал бы ему слово укора, ни одного человека, который знал бы величие его планов, узы дружбы, связывавшие его с Хассимом и Иммадой, глубину его привязанности к этим двум существам и безграничное доверие, которое они к нему питали. Благодаря Иоргенсону и его безумному презрению к человеческой жизни, все это развеялось как дым. Это стало тайной, навеки похороненной в его груди.