— Я-то путаю! — весело забушевал Василий. — Сказал тоже! Да Власа Егорыча разве спутаешь? Он крепкий, понимающий!..
Влас недоверчиво вслушался в крикливый голос Василия и опасливо сообразил: «Надсмехается, что ли?»
Но Василий не насмехался. Василий прошел к столу и уселся поближе к Медведеву.
— Да вот сам увидишь, Влас Егорыч, — обратился, он к Власу. — Войдешь в коммуну, станешь об делах болеть, как многие...
Нетвердая усмешка скользнула на губах Власа и бесследно растаяла.
— Мне сроку тут гостить немного более недели. Обратно на работу обязан оборочаться...
— Контрахт у тебя, — понимающе мотнул головой Василий. — Вроде как договор. Понимаю... Хорошо тебе в городе было, работенка подходящая?
Опережая отца, Филька горделиво крикнул:
— Он награжденный! Об ем в газете писали! Во!
— Ты... — улыбнулся Влас, делая слабую попытку остановить сынишку. — Расхвастался!
— Я правду говорю! — вспылил Филька.— Ты, тятя, расскажи. Пущай знает.
— Ладно, ладно! — строже сказал Влас сыну.
— Награжденный! — засветилось лицо Василия острым вниманием. — За что же это?
— Не слушай ты его, — уклонился Влас от ответа. — Чего ты с малого возьмешь!
Но вмешался Николай Петрович. Поглядывая смеющимися глазами на Медведева, он укоризненно покачал головою:
— Зачем же ты скрываешь, Влас Егорыч? Мы кое-что знаем. Премировали тебя, сказывают, за хорошую, за ударную работу на стройке.
— Что ж с того? — махнул рукою Влас.
— Отличили?! — вгляделся Василий в Медведева, словно впервые видел его. — Я радый за тебя. Настоящего человека везде отличат! Это уж как в аптеке верно.
— Выкушай, Василий Саввич, чашечку чайку, — протягивая налитую чашку, попотчевала Марья гостя. — Поддержи компанию.
Василий не отказался. Он слил горячий чай в блюдечко и, по-детски смешно вытянув губы, стал дуть, чтобы чай немного остыл.
— От чаю я не отпорен... — после нескольких глотков объяснил он, — а тут у вас выходит вроде праздника... Право слово, как праздник!
Влас снова насторожился: опять ему показалась насмешка в словах Василия. Но Василий говорил, видимо, от души. И тогда Влас нащупал на столе блюдце с конфетами, гостинцами, которые он принес из городу, и, пододвигая Василию, радушно сказал:
— Бери кисленьких. С кисленькими скусней.
За столом стало легко, повеяло согласием и дружелюбием. Отхлебывая чай с блюдца, Василий непринужденно и просто говорил обо всем, что ему приходило в голову. А Влас внимательно вслушивался в его слова и наполнялся какой-то благодарностью к нему за то, что он не лезет с расспросами, не ворошит старого.
И, выждав небольшую остановку, краткий передых в болтовне Василия, Влас встрепенулся и заговорил. Что-то подтолкнуло его изнутри, и он стал рассказывать про город, про стройку, про себя и людей, которые там его окружали. Оживление охватило его. Он сам увлекся тем, о чем рассказывал. Как бы переживая снова все, что с ним было в городе, на работе, он зажегся близкими воспоминаниями, его голос зазвучал громко и властно, он стал уверенным и что-то крепко и убежденно знающим, — таким, каким был прежде, до ухода из дому.