– Я вообще многое про тебя знаю, милочка. Например, как ты голову муженьку своему дуришь. Таблеточки-то заветные давно не пьешь, почитай, три с половиной года. А мужу врешь, будто пьешь! Уж так хочется родить да привязать его покрепче. Всех врачей уже обежала, только без толку. Пустая, бесплодная, бесполезная деревяшка. Постарались докторишки-то колхозные, а? Выскребли досуха! – Варвара гнусно захихикала.
У Маруси уже не оставалось сил, чтобы удивляться, возражать, отвечать. Никто не мог знать того, о чем говорила сейчас эта ведьма. Маруся не рассказывала об этом ни единой живой душе, даже родной матери. И все же это была правда, и Варваре эта правда каким-то непостижимым образом была известна. Родить Леше сына было Марусиной заветной мечтой, которая никак не желала сбываться.
– Только зря стараешься. Даром ты Леше не нужна, а уж с прицепом – подавно. У него давно другая, – злорадно выплюнула Варвара.
– Неправда, – беззвучно, одними губами прошептала Маруся. Эти слова, наверняка сказанные только для того, чтобы окончательно добить ее, тем не менее причиняли такие страдания, что и головная боль по сравнению с этим казалась незначительной.
– Совершеннейшая правда, – широко осклабившись, закивала Варвара, – думаешь, где он той ночью был, когда ты в обмороке валялась? От кого под утро вернулся?
Она снова захохотала и потянулась за очередным пирожком. Откусила, принялась жевать. Резко запахло тухлятиной.
– Наконец-то с луком и яйцом попался! – удовлетворенно заключила Варвара.
Маруся была уверена, что ее сейчас вырвет. Головная боль выросла до гигантских размеров. В виски будто вкручивали шурупы. Она ничего вокруг не видела, не понимала, весь мир был – одна сплошная огненная боль.
– А ну, бери, ешь, – приказала Варвара.
Неизвестно почему, против воли, Маруся подчинилась. Как загипнотизированная, превозмогая боль, пронзающую ее от каждого движения, протянула руку к тарелке и послушно взяла лежащий с краю золотистый продолговатый пирожок. Откусила. Тупо посмотрела на красную начинку. Вместо аромата малины в нос ударил характерный густой металлический запах. Как она сразу не догадалась?
– Это же… кровь, – то ли сказала, то ли подумала Маруся.
– А как же! – ухмыльнулась Варвара и, кривляясь, проговорила: – Вкушай плоть и кровь Христову, дочь моя. Не гнушайся!
Маруся содрогнулась от рвотного спазма, попыталась выплюнуть жуткую тошнотворную кашицу, но Варвара бешено заорала, срываясь на визг:
– А ну, глотай! Глотай, кому сказала! – Горло сжалось, Маруся задыхалась, на глазах выступили слезы. Череп изнутри взорвался новой ослепляющей болью, которая казалась во сто крат хуже, и уже в совершенном беспамятстве, не понимая, на каком свете находится, она сделала мучительный глоток.