Едва только он появился, выступив из тени, она протянула руку, положив ее на башку пса. Он любил такое прикосновение, а она, когда использовала собственный талант, по-настоящему чувствовала под пальцами его тело. Шкуру, кости, принесенную невесть откуда грязь. Мир духов совершенно не был таким уж чистым местом, как некоторые полагали.
Иди ко мне, – попросила она. – Иди.
Соединились сразу, безо всяких церемоний. Она глубоко вздохнула, ночная серость обрела контрастность, запахи – аромат, а звуки – глубину. Некоторое время она уже знала, что в миг соединения изменяется она сама. Иначе говорит, иначе смотрит, иначе движется. Даже мимика становится другой. Кто-нибудь, кто не знал ее хорошо, мог бы не сообразить сразу, но девушка, пытающаяся в минуты спокойствия обнюхивать все вокруг, в конце концов начала бы обращать на себя внимание. Потому она предпочитала в такие мгновения оставаться одна. Соединение душ состояло не только в том, что добавляло силу, рефлексы и выносливость Бердефа. Давало оно и все остальное.
– Когда я вдруг начну чесать ногой за ухом – выйдешь.
Она сказала это вслух и почти рассмеялась. Это всегда так выглядело, это чувство эйфории и внезапной силы, когда казалось, что она сумеет разбить кулаками каменную стену. Приходилось вдохнуть несколько раз поглубже, чтобы успокоиться.
В межвременье Бердеф передал ей несколько картинок: ползущее по стене призрачное создание, освещенное звездами, два суслика в норе, кусок выбеленного водою дерева, полоса тени, тянущейся по небу, мураши, обгрызающие до костей скелет грызуна. Набор сцен наверняка был совершенно прозрачен для духа пса, для нее же – представлял лишь последовательность призрачных образов. Кроме одного: шеренги фургонов, вытянувшихся длинной колонной на горной дороге.
Двинулись. Верданно двинулись.
А она, вместо того чтобы быть с ними, играла в Крысу.
Обнажила зубы. Когда они отсюда выберутся, она скажет Ласкольнику отвалить и пойдет за караванами. Конь под седлом, дрожание натянутой тетивы, ветер в волосах – это было тем, для чего она создана. Не юбки, платья, замысловатые прически и изображение из себя испуганной девицы.
Ляда скрипнула, и звук воткнулся ей в уши тысячью ржавых сверл. Она почти зарычала в раздражении.
Но, когда поворачивалась в сторону ступенек, снова была Инрой, чуть растерявшейся девушкой вдали от дома.
В дыре показалось освещенное маленькой лампадкой лицо Лайвы-сон-Барен. Красавица-невеста Аэриха и будущая госпожа-хозяйка надела тяжелый плащ с капюшоном, подбитый лисьим мехом. На миг она казалась пойманной врасплох тем, что вершина башни не пустует, но тут же одарила Кайлеан своей обезоруживающей улыбкой.