Но у Лайвы не было никого, кому она могла бы выплакаться ночью, и никого, кто устраивал бы ей глупые шуточки лишь для того, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию. Впрочем, Кайлеан и не хотела бы сделаться ее поверенной. Лайва сидела в самом центре паутины смерти и хаоса, что опутала все эти горы, и, может, не была пауком, но равнодушно глядела на то, что происходит, хотя наверняка знала, кто и во что здесь играет. И как это остановить. После ближайшего ночлега им останется день и ночь пути, а потом они вернутся и повстречаются с преследующими их солдатами.
И пусть ею займутся Крысы.
Хотя она все еще надеялась, что они сумеют добраться туда, куда Саинха велела доставить свою госпожу.
Кайлеан пришлось признаться самой себе, что это одна из причин, по которым она решилась продолжать их эскападу, несмотря на то что Ласкольник оторвет ей за такое голову. Если бы они сразу же за стенами замка нарушили договоренность и выдали девушку Крысиной Норе, то никогда-никогда не узнали бы, в чем здесь дело. Саинха говорила о безопасном месте, а какое место может быть безопасным для того, за кем охотится внутренняя разведка, Горная Стража и банда странных субъектов, пользующихся непонятными Силами? Если где-то и скрывались ответы на вопрос о том, что здесь происходит, то только там. А если бы Крысы заполучили в свои лапы Лайву раньше, чем беглянки добрались бы до того места, то она, Кайлеан-анн-Алеван, до конца жизни раздумывала бы насчет того, кто, зачем, почему и ради какой цели.
Конечно же, данное слово тоже обязывало, они обещали посвятить этому путешествию четыре дня, а потому хорошо бы аристократке знать, куда им нужно идти.
Боевой скакун пошире расставил ноги, поднял хвост и глухо и громко, будто гром, пустил ветры. После чего фыркнул с явным облегчением.
– Даже не знаю, посчитает это Госпожа Ветров прославляющей песнью или оскорблением. – Дагена улыбнулась впервые за пару дней. – Потому нам бы лучше отправляться. У меня встреча с неким маленьким, волосатым негодяем.
Кайлеан похлопала жеребца по шее и заглянула в его глаза, из которых исчезло выражение безумного страдания.
– Ну все, малыш. Полегче? Не слушай ее, она слишком долго не была с мужиком, и потому у нее теперь видения.
– Приму каждого, у кого будет кусок мяса.
– Слышишь? У нее в голове одно. А я – просто голодна.
Она для пробы потянула за уздечку, конь фыркнул и сделал шаг вперед.
Они были голодны – и все сильнее слабели. В последние пару дней бо́льшую часть дороги они преодолели на своих двоих; холодные ночи, ледяные утра и постоянные восхождения поглощали все оставшиеся силы. Даже щавеля не было слишком много. В первую ночь поймали в силки одного худого зайца, от которого осталась лишь шкурка и кучка полупережеванных косточек. В другую ночь, проведенную в месте, почти лишенном растительности, счастье не улыбнулось им даже настолько. Весь следующий день они прошли, вслушиваясь в бурчание собственных кишок, зато очередная ночь принесла настоящую неожиданность. В силках нашли еще одного зайца и пару сурков. Правда, худых после зимнего сна, но для того, кто начинает раздумывать, каковы на вкус прожаренные на углях кожаные элементы сёдел, даже такие зверьки оставались огромным кладом. Вечером они остановятся и – пусть бы и все демоны Мрака пришли к ним – разожгут костер. Рискнут, поскольку не станут больше есть сырое мясо. Их ждала еще одна ночь и один день пути, и если они не доберутся до места в половине следующей ночи – поворачивают. Они обещали служанке Лайвы четыре дня и ночи, и ни минутой больше.