Эсо’бар утверждал, что всему этому придется гореть как минимум час, прежде чем се-кохландийцы поверят, что им удалось. Верданно были к такому готовы, запаса топлива должно хватить на половину ночи.
Но, конечно, лишь последний дурак позволяет живому огню пылать бесконтрольно. Для тех, кто видел стелющиеся по степи пожары, огонь – словно непослушное дитя. За линией жилых фургонов выкопали несколько глубоких рвов, наполнили их топливом и подожгли сразу после очередного залпа, чтобы убедить атакующих: это их работа.
Около полуночи Эсо’бар лично пришел ее разбудить, чтобы – как сказал – «жабка могла потаращиться на огонь, который развела». Прежде чем они добрались до места, она успела заметить, как лагерь готовится к битве, всюду видела вооруженных людей, по дороге к линии обороны они миновали несколько отрядов колесниц, что везли тяжеловооруженную пехоту под стену гор. Обслуга машин была на месте, около некоторых из фургонов стояли укрытые толстыми попонами кони. Даже ребенок сообразил бы, что все это значит.
– Это все моя вина? – спросила она, присаживаясь на ступеньки боевого фургона.
– Что? – Брат глянул на нее сверху вниз и неожиданно тепло улыбнулся. – Война? Ты слишком серьезно о себе думаешь, Кей. Мы должны вырваться из-под этих гор, а твоя идея позволит нам отвлечь их внимание. Когда нападут, мы свяжем их боем, а остальные ударят с флангов. Хорошо, что на небе тучи и не видно луны, да и дым скроет нас.
– Такая вот наша надежда?
Он сделался серьезен, после чего протянул руку и взлохматил ей волосы.
– Порой я забываю, что тебе уже девять, а во время войны – это как тридцать.
Она посмотрела на него, посчитала:
– А ты неплохо держишься для того, у кого за плечами пять десятков кочевок.
Он улыбнулся снова, и на миг ей показалось, будто вернулся старый Эсо’бар, насмешник и шутник, а радость снова поселилась в его глазах. Но, может, то был лишь танец пламени в зрачках.
– Порой я так себя и чувствую, Кей’ла, – прошептал он, а она выругала свой глупый язык. – Как будто я старше отца. Как будто все у меня позади, а в руке только горсть пепла.
Она почувствовала его настрой, и на миг у нее даже дыхание сперло.
– Если дашь себя убить по-глупому, Эс, мне придется замещать тебя в фургоне.
– Ты бы наверняка славно управилась, сестричка, – сказал он тихо. – Ты самый отважный ребенок, которого я знаю.
Она фыркнула, словно кот, которому наступили на хвост, и схватила его за руку. Он глянул удивленно.
– Не только ты тоскуешь. Не только в тебе есть дыра, которую нужно заполнить. Мы все плачем. Все… Отец уже полгода смотрит на меня, словно на мебель…