– Вы меня ненавидите?
Савчук отрицательно покачал головой и положил на стол пачку газет.
– Мне вас искренне жаль. Вот «Известия» почти за полгода.
– Вы против социализма? – спросил своего соседа. Его слова были во многом наивны, но откровенны и этим привлекали.
– За социализм, но без диктата какой-либо партии.
– Но свобода выбора может и увести от социализма.
– Может, но это будет демократичный выбор, – Савчук допил чай и добавил: – Читайте, а мне пора на работу.
Сразу после ухода соседа я окунулся в газеты. Сначала читал подряд, но затем бегло, пропуская отдельные статьи. К вечеру я перекопал газетные залежи. Голова трещала от вчерашнего, от работы и никак не могла переработать информацию в завершенность определений.
Я вышел на улицу проветриться. Заходил в магазины, приглядывался к горожанам. В кафе-мороженое «Пингвин» я решил проверить на качество современное мороженое и деньги инопланетянина. Деньги, в отличие от мороженого, оказались качественными.
За моим столиком ковырялся в мороженом однорукий парень с синими пятнами, въевшегося в лицо пороха.
– Где это вас? – спросил я, указывая глазами на пустой рукав.
– Афганистан.
– Имело ли смысл терять там руку, а кому и жизнь?
– Мы выполняли интернациональный долг, помогали народу, – ответил парень, и в его голосе появилось раздражение.
– В Испании или, например, в Египте – да, – ответил я калеке, пытаясь переосмыслить прочитанное в газетах, – Здесь же мы больше похожи на интервентов, подбросивших дров в пожар гражданской войны.
– Но мы там защищали родину, – почти крикнул в ответ инвалид. – Не будь нас в Афганистане, там оказались бы американские ракеты.
– Тогда, для безопасности страны, имеет смысл ввести войска прямо в США? Проблемы сразу исчезнут, – пошутил я, и губы брызнули кровью под кулаком «афганца».
В ракурсе с пола фанатичный «афганец» размахивал рукой и культяпкой, озверело кричал, брызгал слюной и ненавистью. Он был похож не на калеку, а на ракшаса-людоеда из восточной сказки.
– Контра! – прошипел напоследок «ракшас», пнул меня ногой и вышел из кафе.
Последние слова, искалеченного душой и телом солдата, рассмешили. Ведь он убивал с моим именем в сердце. По моему, пусть и извращенному, завету он лупил меня. И я расцвел глупой, разукрашенной кровью и распухшими губами, улыбкой. Самое смешное это то, что он оказался прав. В определенном смысле, но прав.
5. Быть революции.
Савчук протирал мне лицо мокрой тряпкой и откровенно похохатывал.
– За одного битого двух небитых дают, – дал он оценку моего приключения в «Пингвине». – К тому же двух гениев и вождей мирового пролетариата.