Это торжественное обещание заявить державам в начале войны о «территориальной незаинтересованности» Австрии было, как мы увидим дальше, вторым обещанием, которого Берхтольд не выполнил вопреки данному слову. А когда эта декларация в конце концов последовала, то неискренность ее явствовала из оговорок, сделанных отдельными министрами, и из замечания Конрада, брошенного военному министру, когда они оба уходили с заседания совета:
«Ну, что же, посмотрим! Перед Балканской войной державы говорили о сохранении status quo, а потом никто из них об этом и не думал».
На следующий день, 20 июля, нота была отправлена Гизлю в Белград с курьером и с инструкцией – вручить ее сербскому правительству в четверг 23-го числа[82]. Одновременно она была отправлена в строго секретном порядке также австрийским послам в Берлине[83], Риме, Париже, Лондоне, Петербурге и Константинополе и всем дипломатическим представителям при менее значительных дворах. При этом всем была преподана инструкция, что в пятницу утром 24 июля они должны уведомить правительства, при которых они аккредитованы, о «ноте», врученной Сербии накануне, разъяснить справедливость позиции Австрии, а в некоторых случаях сообщить, что досье, в котором будут содержаться более подробные обвинения Австрии против Сербии, может быть представлено на рассмотрение великих держав.
Берхтольд отправил этот ультиматум без ведома и одобрения Франца-Иосифа. Престарелый император, находившийся в Ишле и знавший, что нота должна была быть выработана на Совете министров 19 июля, больше о ней ничего не слышал. Поэтому 20 июля он запросил о ней по телеграфу.
Берхтольд поспешил ответить, что 19 июля не было возможности закончить составление ноты (!), но что теперь она готова и будет доставлена с курьером в Ишль, а что он сам прибудет на аудиенцию на следующее утро, 21 июля. Не имеется никаких записей относительно объяснений, которые были представлены Францу-Иосифу на этой аудиенции, происходившей во вторник утром. Но мы знаем, что по окончании аудиенции Берхтольд телеграфировал своему подчиненному барону Маккио в Вене:
«Его величество одобрил без всякого изменения текст ноты Сербии и ноты к державам. Я прошу вас поставить в известность германского посла Чиршки, что мы можем дать ему ноту только завтра утром, так как нужно еще внести некоторые поправки».
К чему была эта ложь? Почему Берхтольд нарушил свое обещание, данное Чиршки за несколько дней до этого, о том, что лишь только
«текст [ноты] будет установлен в воскресенье [19 июля] на Совете министров, он немедленно сообщит его императорскому [германскому] правительству в самом доверительном порядке, еще до того как нота будет представлена на одобрение Францу-Иосифу».