Боги Лесного Заволжья. Путешествие по старым русским рубежам (Морохин) - страница 107

В миф полагается верить. Там, где задаются вопросы: «Как же он не умер внутри рыбы?» «Могла ли утка снести яйцо, которое во много раз больше её самой?» и прочее – идёт уже разрушение мифа, сомнение в нём, ехидство. А надо смолкать, благоговеть и не лезть в технологические тонкости. Лукиан, древнегреческий писатель, живший тогда, когда, как говорится, всё уже кончалось, изобразил бога, который мечется, кричит от головной боли: внутри его черепа что-то завелось, шевелится и стучит. Бедняга просит о помощи – пусть ему раскроят этот самый череп, ничего, он же бессмертный. Вот так выглядит мифическое «рождение из головы». Всё превращается в дурную комедию, стоит только спросить: «А как?»

Миф – теория. Магия – практика. Причём не обязательно предусматривающая произнесение заговоров, выполнение сложных обрядов и колдовство. Практика вообще. Забыть проездной билет, вернуться домой и зачем-то «на всякий случай» посмотреться в зеркало – это уже магия. Правда, миф, стоящий за ней, элементарен. Но в нём не меньше полёта и безрассудства, чем в мифе о Зевсе, который явился в образе «золотого дождя».

Миф может воплотиться на любом языке. Он – не текст, а то, что пытаются выразить. И не надо бояться того, что непонятные марийские рассказы о древности – на русском. Ну, на русском. В сущности, миф можно даже нарисовать или вылепить. Его можно изобразить движением. Но дело в том, что слово – это самый богатый и полноценный способ отразить всё что угодно и сделать при этом акценты.

Виталий Александрович Акцорин в своих работах о марийской народной прозе выдал великолепный термин «тошто марий ой-влак». Перевести его можно как «рассказы стариков». Марийцы – люди, не приобщённые в такой сильной мере, как их русские соседи, к мировой религии. И древность у них оказалась не под запретом, не униженной как «предрассудок», не загнанной в духовное подполье, как русский домовой.

Но равнозначна ли она древности библейской, канонической, книжной, чужой если не по происхождению, то по идеологии во всяком случае?

Из-за этого и рушится система жанров. И она совершенно неинтересна Акцорину как пустая условность. В русской фольклористике всё устоялось: древний (или просто старый), но относительно правдоподобный внешне сюжет – предание; история со святыми, с богом, с чёртом, с могучими и масштабными силами природы, почти эквивалентными божественным, – легенда; «нечистая сила» – быличка. Обратим внимание – чёрт из неё выпадает, он как бы сила чистая, ибо относится к другой «чистой» системе! А вот у марийцев всё не так. Принялись объяснять недавно возникшее название – и тут же появились какие-то загадочные существа, вероятно, боги, которых – было дело – видели несколько лет назад. Случилось чудо, а сотворило его дерево…