Я вынул камеру и снял вид от реки в сторону деревни. Откуда им знать, для чего полковник это делает на самом деле. Возможно, они считают, что это нужно для уголовного дела. Хищения из банков – это вам не простое так. Небрежность в следствии здесь не пройдет… На самом деле я снимал для себя. Мне это надо. Может быть, я никогда больше сюда не вернусь. Будет возможность посмотреть ролик на досуге, вспомнить и вздохнуть.
Положив камеру в «дипломат», я щелкнул замками.
– Пока, ребята! Но без меня никуда!
Естественно! Какой вопрос! Они никуда. В такую жару только и сидеть у водной глади.
Я козырнул им и пошел прочь широкими шагами с «дипломатом» в руке. Слава богу, ребятам не до полковника. Времени не так много, но его должно хватить. Кожемякин заставит шевелиться подколодную гадину.
Если гадина – то самое, о ком я догадываюсь, – концерт обеспечен, а заодно и танцы под балалайку. Потому что после моего поступка не может она не залаять по-собачьи. Пусть тявкает как можно громче. Тем хуже для нее самой…
Обогнув поросший сосняком глиняный косогор и никого не встретив на пути, я вошел во взвоз. Когда-то здесь была дорога. Она проходила низом лощины и выходила за деревней. С боку вдоль дороги едва булькал ручей. Теперь дорога заросла. По ней давно никто не ходил и не ездил. Молодой пихтач теснился по всему пространству. Тем лучше.
Раздвигая пихтовый лапник, я углубился в лес и остановился: по склону, желтея среди деревьев, все также тянулась кверху старая тропинка. Ноги скользили по сухой хвое, но идти вверх нужно было именно здесь. Как раз в этом месте, впритык к кедрачу, располагалась губернаторская дача. Впереди маячил среди кедров высокий крашеный забор. Доски плотно пригнаны друг к другу, нет ни единой щели. Сразу видно, хозяин боится сквозняков. А может, он не хотел, чтобы за ним из лесу зайцы не подглядывали. Мало ли чего он хотел, зато у подножия смирного великана лежала куча старых консервных банок. У соседнего кедра тоже лежала. И еще дальше. В свое время их не было. Теперь они тут есть. Люди привозят их с собой в деревню, но увезти назад сил не хватает.
Я открыл «дипломат» и вынул мешок – белый, синтетический, из-под сахара. Нагнувшись, я принялся складывать весь этот хлам в мешок, и вскоре он оказался заполненным почти полностью. Я разложил складной нож, отрезал кусок шпагата. Оставалось завязать мешок и нацепить на него записку. На нее обязательно клюнут. Присев на корточки, я положил «дипломат» на колени, достал лист плотной бумаги, черный маркер и, свернув бумагу пополам, стал писать. Потом собрал в жгут горловину мешка, подложил под него послание и накрепко стянул шпагатом. «Посылка» для Политика была готова. Пусть наслаждается.