Она допила залпом то, что оставалось в стакане.
— Его жена? Его дочки? Ну и что, что он им нужен. Мне он тоже нужен. И вообще, Сонька, тебя же теперь вопросы морали не интересуют. Как, впрочем, и меня… Во всяком случае, спасибо за поддержку.
Ее щеки раскраснелись, глаза горели. Но на протяжении всего разговора Ирина продолжала нервно покусывать губы.
— Ладно, созвонимся на днях. Надеюсь, после стольких лет мы не станем ругаться из-за мужчины? Чао!
Ирина положила трубку и откинулась на подушки. Разговор с подругой ее не успокоил. Она вскочила и подбежала к окну. В весенней серовато синей темноте ярко светились окна многоэтажных домов. Некоторые были закрыты занавесками, а некоторые напоминали аквариум, где напоказ шла чья-то жизнь: люди любили, ругались, смотрели телевизор. А может, из какого-нибудь окна кто-то тоже смотрит сейчас на нее и пытается представить себе, кто она такая, чем живет, о чем думает, кого любит…
— Где ты сейчас? — шепнула она в темноту. — Прости меня… Я не хотела делать тебе больно… Я хочу быть с тобой!
Часть первая
ЛЮБОВНЫЕ ТРЕУГОЛЬНИКИ
Андрей Сергеевич Смирнов, русский, женатый, но в данный момент практически свободный от жены и двух дочерей, сидел на маленькой кухне в квартире матери и вяло ковырялся в яичнице с жареной колбасой.
В любое другое время женщины посмотрели бы на него с интересом, но бессонная ночь на жестком диванчике не добавит красоты даже голливудской кинозвезде. В Андрее не было той убойной сексуальности, которая так нравится девушкам помоложе и на какую частенько покупаются даже дамы в бальзаковском возрасте. Темные глаза, короткая стрижка, широкие плечи — на первый взгляд, ничего особенного. Но это только на первый взгляд. Застенчивая молчаливость, мягкость во взоре создавали особый шарм этого человека. Женщины, в том числе и его жена, часто говорили Смирнову, что он — необыкновенный. Сам Андрей Сергеевич никогда в это не верил и, созерцая по утрам в ванной собственное лицо во время бритья, больше интересовался температурой воды, чем своим внешним видом. Он вспомнил, как его жена Наташа в минуты нежности говорила о его притягательной силе, которая заставляет женщину чувствовать себя рядом с ним по-женски слабой и вместе с тем по-матерински сильной. Он тогда отшутился.
Что за глупость, в самом деле, «слабая, сильная»… Он — это он, и ничего особенного в нем нет. Умен, здоров, непьющ, правдив, любит своих детей, — вот такие мужские достоинства он понимает, а всякая там внешняя привлекательность пусть остается на долю женщин.
Сегодня утром Андрей не чувствовал себя тем самым человеком, которым он был всегда. И виновата в этом была не мятая рубашка и синеватая щетина на подбородке. И даже не молчание матери, бесшумно снующей из ванны в комнату с утюгом в руках.