.
Ветерок продолжал дуть и мало-помалу крепчать. Теперь уже о нем говорили, его замечали, ему радовались и им были недовольны. Он колыхал края шатров и знамен, играл с ароматными дымами, пахнущими пловом, бараниной, кониной, трепыхался в гривах коней и в султанчиках шлемов.
Нет, не зря томились четыреста китайцев, прибывших вместе с послами, в большом самаркандском зиндане на Афрасиабе[76] около Шахи-Зинды. На Китай пойдет орда, на Китай! Куда ж еще, как не на Китай! Другого направления нет. По пути Чингисхана, которым он некогда пришел в Мавераннахр. Навстречу этому ветерку, который дул оттуда, из улуса Угэдэя[77]. Вот и послы угэдэйские прибыли в Самарканд. Тамерлан устроил им особый прием и долго-долго сидел с ними трезвый, расспрашивая, много ли имеется в улусе припасов для того, чтобы прокормить орду его, если вдруг она надумает явиться.
Одеты послы угэдэйские были бедно, меха на кафтанах у них были потертые, сапоги дырявые, но Тамерлан принимал их с огромными почестями, повел в один из лучших своих самаркандских дворцов, примыкающий к гробнице матери биби-ханым, там и совет с ними держал. В подарок привезли угэдэйцы невыделанных куниц и соболей, а также живых белых лисиц и соколов, а получили они от Тамерлана многое множество серебряных денег и всяких других подарков. Просили послы, чтобы Тамерлан дал им в правители одного из внуков Тохтамыша, а Тамерлан сказал им, что своего внука даст, если только помогут они ему совершить его длинную волю и приготовят склады с продовольствием от озера Зайсан до Каракорума.
Великое пиршество устроено было в честь послов угэдэйских, и, пробыв в орде под Самаркандом неделю, они уехали сытые, пьяные, обласканные, одаренные, довольные.
А ветерок все дул и дул с северо-востока, все сильнее и сильнее, и уже не ветерок это был, а ветер, крепкий, упругий, пыльный и холодный.
Однажды, сидя на открытой террасе сада Дилгуш, Тамерлан играл в шахматы со старым сеидом Ласифом аль-Хакком. Игралось ему легко и весело, и, проведя пять партий подряд, он три выиграл, а две свел к ничьей. Ветер шевелил и трепал длинные плетеные кисти, свисающие с навеса, ворошил седые пряди волос сеида и то и дело приносил откуда-нибудь из глубин сада пожелтевший листок.
– Если вы не уберете с этого поля своего забегавшегося коня, то получите мат через три хода, а если уберете, то через четыре, – сказал владыка Самарканда, лениво откидываясь на подушки. И покуда Ласиф аль-Хакк прикидывал, можно ли как-нибудь спасти положение на доске, Тамерлан глубоко вдохнул холодного, свежего ветра и мечтательно произнес: – Дыхание Чингисхана. Дух великого Темучина взывает ко мне.