.
– Ты и про испытание знаешь? – неподдельно удивился я.
– А как же, – не сдержался, начал выпендриваться Эхнафаил. – Я же, извините меня, ангел, а не рецидивист-уголовник, как некоторые. Стоит мне только крылом взмахнуть и я уже всё зна. Так что можешь не рассказывать.
– Круто! Класс! Респект! – льстиво похвалил я своего хранителя, надеясь выведать у него суть этого долбаного испытания. – А в чём оно, это долбанное испытание, заключается?
– Ничего страшного, испытание как испытание, – «успокоил» меня Эхнафаил, ещё больше нервируя. – Только пообещай слушаться меня и мы выйдем из него абсолютными чемпионами.
– Нет проблем, обещаю, – в нетерпении заёрзал я, как это в духе Эхнафаила, обставить всё с апломбом и пафосом.
– Э-э, нет! Так не пойдёт! Ты поклянись самым дорогим! – продожал наставить на своём ангел, то ещё «стрелянный воробей».
– У меня нет ничего дорогого, – ответил я. – Если хочешь, могу тобой поклясться. Ближе у меня здесь никого нет.
– Ты мне нимб-то не морочь, – на удивление серьёзно произнёс Эхнафаил. – Мной кляться удумал. Ещё чего! Ты давай-ка лучше Софьей поклянись! Вот тогда поверю твоему пусть не всегда честному, слову, в противном случае пеняй на себя и… прощай.
Нашел чем, вернее кем, стращать.
– Ну что?
– Ладно, уговорил, клянусь Софьей, что буду тебя слушать, – согласился я. – Теперь говори, что за испытание?
– Повтори ещё раз, только пальцы за спиной не скрещивай, – тоном не терпящим возражений, сказал ангел. Вот же глазастый выискался.
– Клянусь… – начал я, но был перебит подошедшим Петрулой.
– Ты чегось это опять тут сам с собой калякаешь? Голову не напекло? – спросил дед, склонившись надо мной. Ладно я его не заметил, но ангел-то куда смотрел. Чуть не спалились.
– Мысли вслух! – неопределённо ответил я, вставая.
– Ишь ты, мысли у него, – усмехнулся Петрула. – Пойдём со мной. Время пришло.
Старик развернулся и пошёл к дальнему шалашу. Я в нерешительности стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– Что стоишь? Следуй за ним! – шепнул ангел. – Только не забывай – ты поклялся слушаться меня.
Обречённо вздохнув, ещё и от того, что действительно пообещал слушаться Эхнафаила, а вы уже знаете, к чему это порой приводило, я поплёлся следом за Петрулой, навстречу неизвестному испытанию.
Пройдя мимо ненавязчиво карауливших меня «вертухаев», я протиснулся следом за дедом (вот уже и рифмы полезли на нервной почве) в шалаш, под завязку набитый местным населением, пробрался в центр жилища и… недоумённо уставился на «диво-дивное». А удивляться, я вам как на духу скажу, было чему. На перевёрнутой кадушке сидела, мягко говоря, дама преклонных лет, а если выражаться более грубо, то весьма древняя старушенция. Зрелище было не для слабохарактерных: её седые волосы, топорщились во все стороны, словно бабулю только минуту назад здорово тряхнуло электрическим разрядом; редкозубый рот недовольно кривился; покрытые сеткою морщин костлявые руки беспрерывно дрожали, а во впавших в тёмные глазницы глазах теплился огонёк безумия. Одним словом – ведьма!