Пройдя мимо ненавязчиво карауливших меня «вертухаев», я протиснулся следом за дедом (вот уже и рифмы полезли на нервной почве) в шалаш, под завязку набитый местным населением, пробрался в центр жилища и… недоумённо уставился на «диво-дивное». А удивляться, я вам как на духу скажу, было чему. На перевёрнутой кадушке сидела, мягко говоря, дама преклонных лет, а если выражаться более грубо, то весьма древняя старушенция. Зрелище было не для слабохарактерных: её седые волосы, топорщились во все стороны, словно бабулю только минуту назад здорово тряхнуло электрическим разрядом; редкозубый рот недовольно кривился; покрытые сеткою морщин костлявые руки беспрерывно дрожали, а во впавших в тёмные глазницы глазах теплился огонёк безумия. Одним словом – ведьма!
Но это ещё было полбеды, а может и «полрадости», ибо на другом, более крупном бочонке я разглядел самую настоящую шахматную доску с раставленными на ней в изготовке к началу партии фигурами. Я знал что эта игра зародилась где-то в забытом богом месте, ещё в незапамятные времена, но то что она настолько древняя, я даже не представлял. Ну и ну! Выходит, какого-то незадачливого купчишку, возвращавшегося из заморских краёв, с «диковинкой», «раскулачили». Уж точно не сами смастерили. Скорее всего так и было, потому что всё время, которое я здесь нахожусь, стоит отметить, что шахматы я увидел впервые.
– Вот тебе и испытание наше, – кивнул сначала Петрула на убогую старуху, затем на шахматную доску. – Ежели одолеешь нашу знахарку Алевтину, тогда имеешь полное право жить с нами, а ежели продуешь, пеняй на себя, мил человек, получишь кренделей. Мы ужо видели какой ты в буйстве, теперича покажь, как у тебя черепушка варит. Твоя жизнь в твоих руках.
У меня от сердца отлегло. Разделать полоумную старуху в шахматы, мне – как два пальца об скафандр. На такое испытание просто грех жаловаться.
– Сидай на кадушку, – подтолкнул меня Петрула к свободному месту напротив ушедшей в себя бабули. – Обожди чуток. Сейчас Алевтина додремает и начнёте.
– Ты смотри, Глебушка, не забывай, что обещал, – подал голос Эхнафаил. – Ходи только после моего разрешения или по моему указанию. Я в шахматы играть мастак.
Я тоже был не последним игроком в эту замечательную игру, но согласно кивнул на слова ангела – обещал ведь его слушаться.
– Ну чего, готов, касатик? – недобро зыркнув на меня, пробормотала знахарка.
Я уверенно, и даже с вызовом, кивнул.
– Белые ходят первыми, – объявила бабуля и двинула в атаку первую пешку.
– Ты только не торопись за фигуры хвататься,