Человек, лежащий у меня за спиной, сухо закашлялся.
— Посмотри на него, — сказал Макс, — и скажи, чем он болен.
— Я не врач, — запротестовал я.
— Я знаю, но некоторые симптомы бывают абсолютно очевидны даже неспециалисту.
— Но мне не кажется, что он болен, — возразил я. Макс вытаращился на меня:
— Неужели?
Пожав плечами, я обернулся и поразился тому, чего не заметил сразу, быть может, я был слишком взволнован, узнав этого молодого мужчину? Видимо, образ, возникший в моей памяти, совершенно затмил собой реального человека. Макс был прав: любой рискнул бы поставить диагноз в этом случае. Общая бледность, чахоточный румянец на скулах, истончившиеся кисти рук, выступающие ребра, глубокие впадины над ключицами, и, кроме всего прочего, продолжительный сухой кашель, во время которого на губах больного появилась кровь, — все указывало на крайнюю стадию хронического туберкулеза. О чем я и сообщил Максу.
Макс задумчиво уставился на меня, продолжая постукивать по столу. «Знает ли он то, что я пытался от него скрыть?» — подумалось мне. Безусловно, я чувствовал себя очень неловко. Присутствие этого человека, быть может, любовника Вельды, в кабинете Макса, да еще в бессознательном состоянии, страдающего смертельной болезнью, сам Макс с сардонической улыбкой на лице, пытающийся подавить еле скрываемое возбуждение, и этот странный вопрос о смерти, который он мне задал, — все вместе взятое являло исключительно неприятную картину.
Следующая фраза Макса впечатления не улучшила.
— Так ты уверен, что это туберкулез?
— Естественно, я могу ошибаться, — признал я с неловкостью. — Это может быть какая-нибудь другая болезнь с подобными симптомами или… — Я чуть было не сказал «или результат действия какого-то яда», но запнулся и закончил: Однако симптомы, безусловно, налицо.
— Ты в этом уверен? — Казалось, ему доставляло удовольствие дразнить меня.
— Ну конечно же!
Он усмехнулся:
— Посмотри-ка еще раз.
— Зачем? — воспротивился я. Впервые за все время нашего общения мне показалось, что в Максе есть что-то исключительно неприятное.
— И тем не менее взгляни еще раз.
Я неохотно повернулся. И первые несколько секунд не испытывал ничего, кроме изумления.
— Как такое могло случиться? — неуверенно спросил я Макса.
Человек, лежавший на лабораторном столе, разительно изменился. Безусловно, это был все тот же человек. Хотя в какой-то момент я даже это поставил под сомнение. Потому что вместо мертвенно-бледного призрака моим глазам предстало совсем другое существо. Запястья, еще минуту назад казавшиеся истонченными, теперь были опухшими, грудь так болезненно отекла, что не просматривались ни ребра, ни ключицы, кожа приобрела синюшный оттенок, а из обвислых губ вырывалось тяжелое, хриплое дыхание.