— Вы хотели меня видеть, — спокойно сказала она. — Впрочем, я и сама пришла бы поблагодарить вас за вашу доброту.
Она увидела рассыпанный на столе миллион, и эти выставленные напоказ деньги оскорбили ее. А над ней, точно наблюдая за всем происходящим, г-жа Эдуэн улыбалась из золотой рамы своей застывшей улыбкой.
— Вы по-прежнему хотите покинуть нас? — спросил Муре, и голос его дрогнул.
— Да… Так нужно…
Тогда он взял ее за руки и сказал в порыве нежности, внезапно сменившей холодность, которую он все это время напускал на себя:
— А если я женюсь на вас, Дениза, вы все-таки уедете?
Но она отняла руки, отмахиваясь, словно на нее обрушилось какое-то страшное несчастье.
— О, господин Муре, умоляю вас, замолчите! Довольно вам меня мучить! Я больше не могу!.. Свидетель бог, я ухожу, чтобы избежать этой беды!
Она продолжала защищаться, возражая ему отрывистыми фразами. Разве мало пришлось ей выстрадать от сплетен, ходивших по магазину? Неужели он в самом деле хочет, чтобы она в глазах окружающих и в своих собственных стала негодяйкой? Нет, нет, у нее хватит сил, она не позволит ему совершить такую глупость. А он, весь истерзанный душевною мукой, слушал ее и твердил в страстном порыве:
— Я этого хочу… я этого хочу…
— Нет, это невозможно!.. А как же братья? Я поклялась не выходить замуж; не могу же я привести вам с собою двух детей, не правда ли?
— Они будут и моими братьями… Ну, скажите же «да», Дениза!
— Нет, нет, оставьте меня, вы меня мучите!
Мало-помалу силы его иссякали. Это последнее препятствие сводило его с ума. Неужели даже такою ценой невозможно добиться ее согласия? Издали до него долетали говор и шум трехтысячной армии служащих, ворочавшей его царственным богатством. Да еще этот нелепый миллион лежал тут! Это было нестерпимо, как злая ирония, — и Муре готов был вышвырнуть его на улицу.
— Так уезжайте же! — крикнул он, и слезы хлынули у него из глаз. — Поезжайте к тому, кого вы любите… Все дело ведь в этом, не правда ли? Вы меня предупреждали, я должен был помнить это и не мучить вас напрасно.
Она была ошеломлена его безудержным отчаянием. Сердце у нее разрывалось. И с детской стремительностью она бросилась ему на шею, тоже рыдая и лепеча:
— Ах, господин Муре, да ведь вас-то я и люблю!
Из «Дамского счастья» поднимались последние шумные волны, — то были радостные восклицания толпы. Г-жа Эдуэн по-прежнему улыбалась из рамы своей застывшей улыбкой. Муре бессознательно присел на стол, на рассыпанный там миллион, которого он больше не замечал. Не выпуская Денизу из объятий, пылко прижимая ее к груди, он говорил ей, что теперь она может уезжать, — она проведет месяц в Валони (пусть тем временем затихнут сплетни), а потом он сам за ней туда приедет, и она вернется в Париж об руку с ним — полновластной владычицей!