А ведь ты так и не рассказал ей, что белая в коричневых подпалинах собака с визгливым лаем катилась вниз по косогору, потому что в еду ей подлили сидра, того самого сидра, что прихватили в Понт-Эбере, бутылки были заткнуты пробками, перевязаны шнурком и запечатаны светло-красным воском; народ изрядно потрудился над этим сидром, от которого пятнистый пес потом до того захмелел, что с визгливым лаем скатился вниз по луговине. И написать ты тоже не написал. А теперь в памяти скопилось еще больше такого, о чем не написано ни строчки, и такого, написать о чем никогда не хватит духу. Вот потому-то лучше уж пойти вместе с Сигрид в «Сити-бар», где мир, снаружи изодранный в клочья, с незапамятных времен густеет и вьется в конусах света от низких ламп, и там, в «Сити-баре», ты расскажешь ей обо всем.
Значит, расскажешь.
Но… расскажешь или все-таки напишешь?
Портрет мужчины и женщины
Некоторое время они стояли в нерешительности, оглядывая довольно просторный зал «Ханхофа», что в Мюнхене на Леопольдштрассе, потом подошли к моему столику у окна и спросили разрешения сесть рядом. Я как раз жевал кусок мяса, поэтому только молча кивнул в знак согласия и указал рукой на свободный диванчик. Мужчина поблагодарил, тоже кивком, женщина скользнула по мне изучающим взглядом. Он едва заметно и все же как-то слишком подчеркнуто посторонился, пропуская свою даму вперед, и наконец оба уселись. Им было за сорок, упитанные, со слегка одутловатыми лицами и одеты хорошо, вернее, очень тщательно, обычно так одеваются люди, делающие покупки в лучшем универсальном магазине большого города или заказывающие костюмы и платья у лучшего провинциального портного; приехали они, быть может, из Касселя, а быть может, из Зигена. По-моему, скорее даже из Зигена. И уж во всяком случае, они были из тех, кто невесть почему воображает, что в большом незнакомом городе надо вести себя иначе, чем дома, а именно изысканней и учтивей. На женщине были кое-какие украшения, и оба они чем-то напоминали детей, которых перед конфирмацией выкупали, причесали и втиснули в новые, но слишком узкие наряды. Вероятно, они долго спали и лишь недавно, перед самым обедом, привели себя в порядок: от обоих едва уловимо веяло скучным запахом ванной комнаты. Я спросил себя, женаты они или нет.
На мой взгляд, он был немного чересчур вежлив с нею для женатого человека, я имею в виду — женатого на ней; но вполне возможно, он вел себя так оттого, что они были не дома, а в чужом городе, может, в отпуске или на каком-нибудь конгрессе; или просто оттого, что он был сравнительно мал ростом, во всяком случае не выше ее, а малорослые мужчины не то чтобы вежливее высоких, но оставляют такое впечатление, поскольку им приходится смотреть снизу вверх, тогда как высокие могут спокойно глядеть сверху вниз. В пользу того, что они состоят в браке, причем друг с другом, говорила их одежда: отнюдь не одинаковая, но какая-то очень сходная покроем, материалом, качеством и выработкой ткани — бюргерски солидная, сшитая по моде прошлого или позапрошлого года. Дальше я спросил себя, какая у них может быть машина, и решил, что модель наверняка довольно новая, только не «мерседес» и не «фольксваген», а, по всей вероятности, «опель-рекорд».