– Я принесу твои вещи, – говорит Луи.
Я обхожу столовую, пожимаю всем руки. Матье трясет мою руку обеими своими:
– Моя семья и я не находим слов благодарности, полковник!
В его теплом отношении есть что-то собственническое, отчего мне становится неловко, даже не по себе.
– У вас нет причин для благодарности, – отвечаю я. – Я просто делал то, что подсказывала мне совесть.
Слежки за мной нет, и я пользуюсь отсутствием «хвоста», чтобы быстро пройти по бульвару Сен-Жермен до дома Комменжей. Вручаю свою визитку лакею, и меня проводят в библиотеку, а слуга отправляется наверх сообщить о прибывшем госте. Минуту спустя дверь распахивается, выбегает Бланш и заключает меня в объятия.
– Дорогой Жорж! – восклицает она. – Ты понимаешь, что ты теперь самая знаменитая персона из тех, которых я знаю? Мы в гостиной пьем чай. Идем, я хочу тобой похвастаться! – Она пытается тащить меня за собой, но я сопротивляюсь:
– Эмери дома?
– Да. Он будет рад тебя видеть. Идем. Я настаиваю. – Она тянет меня за руку. – Мы хотим услышать всё!
– Бланш, – высвобождая руку, мягко произношу я, – нам нужно побеседовать приватно, и я думаю, что к нам, пожалуй, должен присоединиться Эмери. Ты не позовешь его?
Бланш только теперь понимает, что я говорю серьезно. Издает нервный смешок.
– Ах, Жорж, – качает головой она, – уж слишком это зловеще! – Но все же спешит за братом.
Ленивой походкой приходит Эмери, моложавый, как всегда, в хорошо скроенном сером костюме, он несет две чашки чая.
– Привет, Жорж! Я думаю, если ты не хочешь идти к самовару, то чай должен прийти к тебе.
И вот мы втроем усаживаемся у огня, Эмери попивает свой чай, Бланш курит ярко раскрашенную турецкую сигарету, а я рассказываю о том, как ее имя использовалось в сфабрикованной телеграмме, которую почти наверняка сочинил дю Пати. Ее глаза сверкают. Бланш, кажется, думает, что попала в занятное приключение. Но Эмери сразу же чувствует опасность.
– С какой стати дю Пати использовал имя Бланш?
– Он знает Жермена Дюкасса, а Дюкасс работал на меня в контрразведывательной операции против Эстерхази. И дело подается таким образом, будто все мы – члены этого вымышленного «еврейского заговора», цель которого – освобождение Дрейфуса.
– Абсолютная глупость! – Бланш выпускает облачко дыма изо рта. – Никто и на секунду в это не поверит.
– Но зачем использовать имя Бланш? Я тоже знаю Дюкасса. Почему не мое? – искренне недоумевает Эмери. Смотрит на меня, на сестру. Ни я, ни она не хотим встречаться с ним взглядом. Проходит несколько неловких секунд. Эмери не глуп. – Вот оно что… – задумчиво кивая, тихо произносит он. – Понимаю.