Вацлав охнул и зажмурился. А Клеман, стиснув зубы, заставил себя смотреть, как лезвие с мерзким чавканьем вошло в грудь Олева. Он умер мгновенно — ни криков, ни слёз. Миг — и Каська уже стояла у стены, вытирая клинок подолом своей хламиды.
— Всё? — спросил Вацлав хрипло.
— Всё, — отозвался Клеман.
Было тихо. Лишь с мерным стуком бились о стекло запоздалые капли дождя.
— Упокой, господи, — прошептал Вацлав. — К-катаржина, а ты любого, что ли, можешь убить?
Она замерла. Пальцы нервно сплелись на рукояти меча.
— Да, — наконец ответила она. — Если прикажете. Убью, господин. Кого угодно — лишь бы не возвращаться.
— Есть один граф, — сказал Вацлав, тяжело дыша. — Он плохой человек.
Клеман смог лишь позавидовать выдержке друга. Это же надо — во всём этом кошмаре помнить о самом главном? Ловицкий-то жив!
— Прямо сейчас?
— Сейчас, конечно! — подскочил Клеман.
— Нет, — отрезал Вацлав. — Завтра. В театре. Чтобы все видели.
* * *
Народа в театре, несмотря на ранний час, было предостаточно. Ну ещё бы: пьесу бесплатно показывают. А то, что эту пьесу сочинил мерзкий Пауль Ловицкий, столько хороших и честных людей за решетку пересажавший, их, видите ли, не заботит. И то, что пьеса про иуду Стефана, который продал их родную валатскую землю Империи — тоже мелочи. Как можно смотреть на ряженых властителей, когда где-то здесь, в трущобах бывшей столицы, скрывается всеми покинутый истинный правитель, князь Родольф?
Ничего, мрачно улыбнулся Клеман, опершись о резной бортик галёрки. Будет вам представленьице. Лишь бы Окаянница не подвела!
Утро было поистине безумным. Вацлав снова и снова заставлял Клемана читать строки канона, записывая, как он произносит слова.
— Наконец-то я понял, — взгляд монаха лучился мрачным торжеством. — Какие же хитрюги были наши предки! Зашифровать в каноне исконников заклинание — это очень по-валатски! А я все думал, почему в униатской церкви читают жития святых, а у нас — великих грешников. Как там обычно говорят? Душу отмолить? Дать шанс на искупление? А, белыми нитками шито! В каноне — двести имен. И все такие, как наша Катаржина. Только представь, какая армия получится? Целое призрачное воинство! Тогда-то уж Валация расправит плечи!
Завизжали скрипки из оркестровой ямы. Бархатные края занавеса разъехались в стороны.
Ловицкий! Сердце Клемана забилось от ярости. Сколько раз таращился на него со страниц газет этот напомаженный мерзавец! И вот он. Здесь, рядом, в полусотне шагов. Одутловатые щёки разложены по накрахмаленным брыжам: ни дать, ни взять — кабанья голова на блюде. Эх, в эту бы башку, да из «Аузрума» разрывным патроном!