– Почему ты думаешь, что я стану это делать? – спросила она сухо. – Я не крестьянка, чтобы выполнять чёрную работу.
– Сейчас ты не просто крестьянка, – произнёс, закипая Тиль. – Ты нахлебница, неблагодарная девчонка!
– Тиль! – воскликнула Камила, но он грозно взглянул на неё, и женщина замолчала.
– Я вынуждена здесь находиться, ты знаешь, – выговорила Лия, с трудом сдерживая гнев. – Как только ты доставишь меня на материк, ты получишь награду, большую награду. Она покроет все твои расходы, все убытки.
– Мне не нужно, чтобы кто-то покрывал мои убытки! Я хочу, чтобы ты проявила хоть немного благодарности к женщине, которая выходила тебя, когда ты была едва живая! – его суровый голос вызвал бы невольное уважение в Лие, если бы не его слова, задевающие её гордость. – Дни и ночи напролёт она проводила с тобой, ухаживая, давая тебе воду и еду. И теперь, когда она валится с ног от усталости, ты отказываешься помочь ей, говоря, что слишком хороша для крестьянской работы. Камила неделями уверяла меня, что в душе ты добрая и отзывчивая. Как жаль, что это неправда!
Его голос ещё не затих, когда Лианна вскочила с места. Такая ярость клокотала в ней, что девушка сжала кулаки до хруста пальцев. Злые слова хотели сорваться с её языка, когда она мельком взглянула на Камилу и вдруг остановилась. Женщина смотрела на неё не то с сожалением, не то извиняясь. Её глаза, чистые и глубокие, поразили Лию. Внезапно она почувствовала приступ жгучего стыда. Покраснев, она быстро вышла из дома, не глядя ни на кого. Камила устремила на мужа укоризненный, жалкий взгляд и заплакала. Тиль сел рядом с ней.
– Ты не прав, не прав! – шептала она, прижавшись к его груди. – Ты не прав, Тиль. Я чувствую это в ней.
Муж ей не отвечал.
А Лианна быстро шла по тропинке к берегу. Она задыхалась, не в силах справиться с переполнявшими её чувствами. Наконец, она остановилась, глядя на скалы и воду, раскинувшуюся впереди. Выдался на удивление ясный день, тучи бежали по небу, но не было ни дождя, ни тумана, и море было видно до самого горизонта. Лия невольно вздрогнула. От вида пенящихся волн, набегающих на камни, её замутило. Вода всё ещё немного пугала её воображение, не до конца оправившееся от потрясения.
Так она простояла с десять минут, глядя вдаль. Неприятное, тоскливое чувство собственной неправоты мучило её, но если бы было лишь оно, Лие было бы во сто крат легче. Уязвлённое достоинство гневно возмущалось. Руки её, то сжимались, то снова бессильно падали вдоль тела, она не знала, что же чувствует сильнее. Отец учил её, что никто ей не указ.