Он не сразу услышал осторожный голос слуги, в страхе остановившегося у двери. Все боялись барона, когда он был в таком настроении.
– Что? – злобно, не оборачиваясь, переспросил Горвей, досадливо кривя губы. Он не хотел никого сегодня видеть. Чертова Ночь Бури рождала в голове слишком много мыслей, и всё надо было обдумать.
– Там пришёл тюремщик, господин, – промямлил слуга.
– Зачем ещё?
– Говорит, что ему непременно нужно что-то вам сообщить. Что это очень важно.
– Почему ты не прогнал его? – барон холодно посмотрел на слугу. Тот весь озяб под этим взглядом.
– Я прогнал, но он упёрся, встал, как вкопанный, всё бормотал про проклятую ночь, проклятую бабу и вообще всё проклинал. Господин, всё, что случается в такую ночь, – он затих, голос его вдруг сломался, – всё в такую ночь может оказаться важным…
Барон устало откинулся в кресле и бросил с досадой через плечо:
– Ладно, зови его сюда.
Слуга вылетел вон. Горвей же продолжил сидеть у очага, в красках представляя, как четвертовал бы и тюремщика с его неотложным делом, и бестолкового слугу, и всех двадцать девять баронов, с их насмешками в его адрес! Будь только его воля!..
– Мой господин, – донёсся немного взволнованный, грубый голос. Горвей обернулся, взглянув на уродливого человека, сгрудившегося у двери. Весь он был будто перекошен набок, неуклюж и грязен. Барона передёрнуло от отвращения.
– Зачем ты явился? Кто позволил тебе оставить пост?
– Я, господин, ну… Знаете, – его нескладная, запинающаяся речь выводила барона из себя. Изо всех сил он сдерживал нарастающий гнев. Ему сейчас хотелось думать о своём, а не выслушивать лепет этого никчёмного, грязного оборванца!
– Там у нас такое дело, господин. Одна из этих, как их там, куртизанок, она, хозяин, вроде как разрешилась.
– Что? – Горвей уже потихоньку начинал возвращаться к своим размышлениям, перестав слушать невнятный говор.
– Ну это, как бишь его там, родила дитё, – неловко переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на богатое убранство зала, ответил тюремщик. Ему, уже привыкшему к своим холодным, сырым темницам, было тут неуютно и жутковато, как уличному псу в доме. Барон же, злясь, что его отвлекают по всяким пустякам, выпалил:
– И что теперь? Утопите. И не смей больше беспокоить меня.
Тюремщик испуганно закивал, боясь гнева своего господина и начал быстро и задыхаясь бормотать:
– И правильно это, хозяин! Очень правильно! Другие заключённые волнуются из-за криков этого ублюдка. Да и он, похоже, больной какой-то…
– Кто? – не понимая, почему этот невыносимый человек ещё здесь, зачем-то переспросил Горвей.