Глава пятая . История Камилы
Вскоре Тиль пришёл в себя после потрясения. Узнав, что он был так нужен жене, но отсутствовал, рыбак испытал и горе, и страх за то, что уже случилось. Сколько бы Камила не уверяла его, что его вины тут нет, мужчина ещё долго ходил хмурый и почти злой, но только на себя. Зато на Лию он теперь взглянул новыми глазами. Если раньше он относился к ней предвзято, помня то, как она себя сперва вела, сейчас Тиль сам увидел то, что с самого начала разглядела его жена – добро, которое было скрыто глубоко под гордыней и высокомерием. Но теперь, увидев его раз, Тиль знал, что не каждое резкое и презрительное слово Лии означает её пренебрежение. А Лианне было от всего этого не по себе. Она была бы рада как прежде избегать общения с рыбаком. Она не была готова открываться перед ним, и Тиль, похоже, понял это. Уважая её личное пространство, он не лез к ней, хотя говорил теперь чаще и ласковее. Всё изменилось.
Лианна сама в себе ощущала перемены. Она больше не чувствовала, что этим людям надо показывать «кто тут главный», она больше не считала себя госпожой, попавшей к беднякам. Ей вдруг начинало казаться, что она дома! Едва заметное чувство принадлежности к семье поселилось в ней и начинало расти. Ей больше не было одиноко, когда она сидела в общей комнате, наблюдая, как Камила и Тиль играют с сыном. Теперь Байри так часто звал её играть с собой, женщина звала её посидеть с ней и поговорить, что девушка ощущала себя частью всего этого. И гордыня в ней молчала.
И всё же она постоянно чувствовала нарастающее беспокойство. Снова и снова, ложась спать, она решалась снять платье и глядела, как проклятое солнце растёт на ней!
На плечах уже раскинулся ненавистный узор, начиная взбираться по шее. Он спускался вниз по рукам, как приговор, вынесенный ей уже при рождении. Ничто не давало ей забыть, да и в деревне и у них дома об этом судачили. Все задавались вопросом, появится ли новый Бог? Что с ним могло быть? Где он? А что если он не явится? Лия бежала от этих разговоров, но они доносились до её ушей отовсюду, словно укор. Но что она могла сделать, застряв тут?! Дни бежали, лёд ещё не сошёл. Никаких вестей с материка не приходило. Северные острова впали в зимнюю спячку.
Камила поправилась. Она вновь начинала потихоньку браться за работу, хоть и быстро уставала. Девушка поразилась тому, как изменился облик женщины: бледня и худая, осунувшаяся, она иногда пошатывалась при слишком сильном ветре. Беременность высосала из неё все соки. Сына они с Тилем назвали Олли. Лианна редко его видела, он много спал и хныкал, когда Камила убаюкивала его. Часто по ночам её будил его истошный крик, и девушка поражалась, как мать только справляется с ним? Неужели все дети такие? И неужели все матери любят своих детей так же самоотверженно, как Камила? Однажды Лианна спросила у Горвея, где её мать. Только однажды. Отец сказал, что она умерла. И запретил говорить об этом. Запретил с такой злобой во взгляде, что девочка уже не смела об этом заикнуться. Какой она была? Как её звали?