«Лучше бы…» А сколько людей пустили пулю себе в висок — проиграв все свои и чужие, занятые или украденные деньги? Сколько сидит на нарах — отсчитывая долгие минуты заключения; сколько на дне рек — с умело вмурованными в тазик с гипсоцементным раствором ногами? У каждого человека есть страсть, зависящая от генетических потребностей личности: кому-то достаточно сидеть с удочкой на берегу, испытывая удовольствие и азарт от пойманной рыбки; кто-то глушит потребность в адреналине компьютерными играми, убивая и умирая сотни раз на дню. Есть люди, которые совмещают удовольствие и адреналин, уводящие в гостиничный номер чужих жён, посыпая своё эго присыпкой чужой несостоятельности и бессилия. Кому-то нравиться удовольствие в чистом виде, удовольствие, смешанное с адреналином нарушения запрета, возможно, первым из них стал Библейский Адам, откусивший безобидное яблоко. Многие люди, жаждущие острых ощущений, но загоняемые инстинктом самосохранения в свои безопасные квартиры, черпают эмоции и страх из неизменных и бездонных экранов телевизоров, транслирующих жизненные сценарии и пережёвывающие эмоции на любой вкус. Этот список можно продолжать, главное — у всех живых людей есть страсть, у всех без исключений.
Забытые Герои
Моя страсть требует ощущения остроты жизни, приключений, боли и усталости в мышцах, удачи, и огромной ставки на неё — порой, достоинством в жизнь. Компас, как эталон правды в безлюдном и заброшенном лесу; созерцание начищенных до блеска трофеев, холодными зимними вечерами; изучение истории и нанесённых на карту обозначений, схем и тактики «БД»; ожидание весны, первых лучей жгучего солнца. Эти лучи для меня — как сигнальный свисток судьи, дающего спортсменам старт.
«Кости не имеют национальности» — так мне говорил мой друг, взрослый и состоявшийся в своей жизни человек. Отставной полковник танковых войск с дублирующей имя фамилией — Викторов Виктор.
И хоть мне морально трудно, — как патриоту и человеку, уважающему свою историю и своих предков, — но останки немецких бойцов я тоже хороню, ставя им наши русские берёзовые кресты, пишу электронные письма в общества по последствиям «ВОВ» германии и сообщая координаты захоронений. Часто приходиться делать работу, которую давно должно было сделать, (и делать эту работу до нынешнего времени), государство: останки Наших бойцов хороню с отдельной заботой — на свежую могилку кладу каску или другой предмет, доносящий до случайного грибника, рыболова или охотника важность могилы, её святость. Многие бойцы умирали геройской смертью, такие случаи стали закономерностью в Нашей армии тех безжалостных, военных лет. В отличие от нас, у немцев случаи героизма носили единичный, случайный характер. Причинам такого героизма могли послужить два фактора. Полная безысходность, — как у войск «СС» при поражении: солдаты «СС» знали, что попав в плен, они будут расстреляны без суда и следствия. И второй фактор — фанатичность, слепая преданность Фюреру. Но таких фанатиков было не много — весь напускной фанатизм и псевдо преданность сразу проходили, как только солдат становился перед лицом смерти. Так же пленённых представителей «СС» расстреливали далеко не всегда — но тут чётко работала «пропагандистская машина Йозефа» — даже простые солдаты вермахта думали, что попав в плен, их непременно расстреляют или пошлют в Сибирь — где их ждёт долгая, мучительная смерть. Этот стереотип был разрушен к началу второй половины войны. «Гансам» было что терять, они чувствовали себя чужаками на этой земле — здесь всё, — даже сама природа, — было против них.