— Твою медь! — воскликнул Левинц, увидев наполненные ненавистью, белёсые глазницы.
Афганец, двигаясь рывками — как непослушная марионетка, — медленно подошёл к стеклу. Ненависть погасла в его глазах, они наполнились грустью и тоской. Он приложил руку к стеклу, словно бы хотел прикоснуться к своим живым, друзьям, будто он хотел дотянуться до них, и согреться живым, человеческим теплом. Звериную злобу внутри него, сменила человечность, смотревшаяся неестественно, отражаясь на страшном лице ожившего мертвеца. Показалось, что по изуродованной щёке, медленно скатывается слеза. Вдруг в проломе стены, за его спиной, появился человек. Это был старик. Его лицо не было обезображено ранами и порезами, лишь глаза не имели зрачков. Он был одет в белый, запятнанный свежей кровью, халат. Седые волосы были аккуратно зачёсаны на бок. В руке его был зажат пистолет. Он медленно поднимал его, направляя ствол в Афганца. Люди что-то кричали, пытаясь привлечь внимание Афганца к подстерегающей того опасности, но тот не отрываясь, жадно всматривался в лица своих друзей, страшными глазами, будто бы наполненными изнутри молоком. Но в них не было ни злости, ни агрессии, ни ненависти. Почти беззвучно хлопнул выстрел. Пуля угодила точно в голову Афганца. Тело его медленно осело, лишь рука, ладонью прислонённая к холодному и грязному стеклу, всё не хотела подчиняться закону притяжения, и оседать вместе с телом. Пальцы жадно цеплялись за скользкое стекло, и вот уже его тело безвольно рухнуло на пол. Рука какое-то время ещё прислонялась ладонью к стеклу, но затем, вслед за телом, медленно упала на пол. Лицо старика за окном, озарила улыбка, которая переросла в истерический смех, звук которого не был им слышен. Зато все видели, как содрогалось его тело, в приступе смеха; как в открывшемся рту, показались почерневшие зубы. Борис с силой ударил в стекло. Врач, — именно на представителя этой профессии был похож человек, — тут же стал серьёзным. Он степенно прошёл по комнате, обойдя страшную трубу. Перешагнул через распластанное на полу тело Афганца, и подошёл к самому стеклу. Затем он нажал на какую-то невидимую кнопку, и его голос появился здесь, в этой комнате, передаваемый хриплыми, гудящими, динамиками:
— Зи але веедн штебн!* (Sie alle werden sterben!/ Вы все подохнете!*) Зи алле ландн ин дер хёлло!**(Sie alle landen in der Hölle/ Вы все попадёте в ад!**) — он вновь засмеялся, теперь его раскатистый смех казался страшным громом перед наступающей бурей.
Его голос не соответствовал его возрасту, морщинами отпечатавшийся на его лице. Голос был грубым, и каким-то грудным — у людей не может быть такого голоса, лишь машина способна издавать подобные звуки.