— Вот уродец! — высказалась я, очутившись на безопасном расстоянии от пса. — Я к нему со вей душой, а он!
— Он только один язык понимает, — отсмеявшись, сказала сестра. — Язык тяпки.
— Я его приручу, — упрямо заявила я. — В нем должно быть светлое начало. Он у меня еще из рук есть будет.
— Если не покормишь недели две, тогда, может, и будет. Вместе с руками.
Уходя, я мысленно бросила Душману вызов: «Мы еще посмотрим, кто кого». Пес широко распахнул пасть и проводил меня голодным взглядом. Мне почему-то стало тоскливо.
— Маш, что-то мне расхотелось смотреть на кроликов, — сказала я минут через пять. — Пойду, прогуляюсь по лесу, ладно? Мне надо побыть наедине с собой.
— Куда ты пойдешь? — подозрительно спросила сестра. — В лес? Ну-ну!
— А что, в лесу тоже сожрут? — съязвила я.
— Именно в лесу первым делом и сожрут. Дура, не волки. Волки летом на людей не нападают. Там воинская часть, секретный объект…
— Какой еще секретный объект?
— Пусковая шахта. С баллистическими межконтинентальными ракетами. Только имей в виду, это военная тайна.
— О Боже…
— Там солдаты, которые при этой шахте, все сплошь радиоактивные мутанты. Кроме того, у них от радиации совершенно крыша съезжает. Если встретишь такого в лесу, все — считай, тебе хана. А если в другую сторону пойдешь, то угодишь прямо в болото. Там даже местные тонут, что уж говорить о городских…
— Тогда я пойду на реку, — упорствовала я. — Что, и там сожрут?
— На реке — нет. Но там браконьеры.
— Ну и что?
— Да ничего. Изнасилуют и отпустят.
— Да ну тебя к черту с твоими дурацкими шутками! — рассердилась я и, ускорив шаги, пошла к дому. Позади радостно хохотала Машка. Ишь, как быстро научилась дразниться. Главное, она так и не призналась, соврала насчет опасностей или нет.
Я прошла за дом, влезла на сеновал, зарылась там в сено и погрузилась в мрачные мысли. Пахучую сухую траву золотило утреннее солнце, снаружи доносился беззаботный Машкин голос. Но это ничего не меняло. Мир был по-прежнему сложен, непонятен и полон опасностей.
Мои пальцы нащупали в кармане Сашину фотку, Я вытащила ее на свет и вопросительно посмотрела в глаза своему бывшему идеалу. «Не парься, — прочитала я в них ответ. — Ты больше не мастер реальности, да и я не идеал. Ничего не выйдет». Я мысленно согласилась и со вздохом Убрала фотографию в карман.
Так начиналась моя жизнь нормального человека. К вечеру воскресенья наконец угасла грандиозная пьянка, сельские родственники постепенно расползлись по своим дворам, и мои родители уехали в город. Я осталась одна: в дикой местности, в чужом доме, с незнакомой бабкой и почти незнакомой сестрицей. Я засыпала в темноте на жестком матрасе на сундуке, в котором с каждой ночью оставалось все меньше романтики; заклепки впивались в бока, и спящая Машка, оттеснив меня на самый край, сопела прямо в ухо. Я слушала скрипы и шорохи старинной избы и сама себе казалась чужой, как будто настоящая Геля осталась в городе.