МОНА (Тонян) - страница 47

Ему не нравится, что приходится передо мной вымаливать прощение, хотя я и не хочу этого. Ему не нравится, что козыри не в его руках.

- Я могу поздравить тебя с удачно подписанным контрактом? – саркастично вопрошаю, не повышая тона.

Он играет желваками, ничего мне на это не отвечая, но принимается ходить из одного угла комнаты в другой. Но в следующую минуту из его рта вылетает новая порция оправданий в его стиле:

- Почему ты сбежала, а? – укоризненно спрашивает мужчина, чью фамилию я носила до вчерашнего дня. – Ты же любишь его. Нужно было все портить из-за того, что случайно подслушала разговор Эмина с отцом? Такое сплошь и рядом случается, Лолита, ты должна была понимать, что однажды и ты выйдешь замуж за обеспеченного человека, потому что я, - он показывает двумя руками на себя, - Я не позволил бы случиться другому! Но ты была с ним не по расчету, - с каждым словом говорит громче. – Что изменилось, когда ты узнала, что все было подстроено?

Ясно. Мой новоиспеченный муж уже позвонил папе и пожаловался. Я ошарашена и не скрываю этого. Коротко смеюсь, но смех этот веселым назвать никак нельзя. Даже не знаю, как ответить отцу, чтобы не вставлять маты через каждый, нахрен, звук!

- Что изменилось?! – Я спускаюсь ниже, активно жестикулируя. Хочу видеть его глаза, которые так бессовестно наблюдают за каждым моим движением. После того, что он сделал и сказал впоследствии, ему вообще нельзя на меня смотреть. – Ты серьезно сейчас меня спрашиваешь об этом? Тебе когда-нибудь бывает стыдно, пап? Мне за тебя вот сейчас очень стыдно…

Он топает ногой, на шаг приближаясь, но вовремя останавливается, собравшись, по всей вероятности, с мыслями. Наверное, осознает, что виноват в этой ситуации и не может заткнуть мой рот, но все пытается и пытается, пытается и пытается…

- Не смей так говорить со мной, - машет указательным пальцем, чуть наклонившись вперед.

Нас разделяет пара метров, а, кажется, будто целая пропасть. Мне хочется сказать, что я ненавижу его, но я понимаю, что это будет вывалено мною на эмоциях, и потом я смогу пожалеть о том, что говорила. Я молчу, но не ради него, а ради себя. Не хочу оказаться на его месте: не хочу жалеть о содеянном.

Разговаривать со строгим отцом армянской национальности и стараться доказать ему свою правоту – почти то же самое, что биться о стену. Толка, ровным счетом, никакого. Я поднимаюсь вновь наверх, не сказав больше ни слова, но в этот раз я иду быстрее, чтобы не передумать. Отцу вновь удается меня остановить, однако в этот раз произнесенная им фраза настолько весомая для меня, что я не могу ее игнорировать.