Ветер шелестел в его волосах.
— И я подозреваю, что мне скоро придется сделать это вновь.
— Какова цена? — я осмелилась спросить, — чтобы сохранить это место тайным и свободным?
Он устремился прямо вниз — крылья бьют, чтобы держать нас прямо — и мы приземлились на крыше его городского дома. Я хотела сделать шаг назад, но он схватил меня за подбородок.
— Ты уже знаешь ее.
Шлюха Амаранты.
Он кивнул, и я подумала, что, наверное, сказала эти два мерзких слова вслух.
— Когда она обманом лишила меня силы, оставив лишь жалкие объедки, этого все равно было больше, чем у других. И я решил использовать их для того, чтобы проникнуть в сознание каждого пойманного ею жителя Ночного Двора, а также любого, кто мог знать правду. Я создал паутину, соединяющую их всех, контролируя их разум каждую секунду каждого дня, каждое десятилетие, чтобы они забыли о Веларисе, забыли о Мор, и Амрен, и Кассиане, и Азриэле. Амаранта хотела узнать, кто был близок ко мне — кого убивать и пытать. Но мой настоящий двор был здесь, управляя этим городом и всем остальным. И я использовал остаток моих сил, чтобы скрыть их всех от взгляда и слуха. Меня бы хватило только на один город — одно место. Я выбрал тот, что уже был спрятан из истории. Я выбрал, и теперь должен жить с последствиями, зная, что еще оставались за пределами те, кто страдал. Но для тех, кто был здесь… любой, кто пролетал или проходил рядом с Веларисом, не увидел бы ничего, кроме голого камня, и, даже если бы он попытался пройти через него, то вдруг обнаружил бы себя меняющим это решение. Морские путешествия и торговый обмен были прекращены — моряки стали фермерами и начали работать на земле вокруг Велариса. И потому, что мои силы были направлены на экранирование их всех, Фейра, мне было нечего противопоставить Амаранте. Поэтому я решил, чтобы она не задавала вопросов о людях, которые имели для меня значение, я буду ее шлюхой.
Он сделал все это, совершил ужасные вещи… сделал все для своего народа, своих друзей. И лишь единственную часть себя он сумел спрятать, сохранить от порчи, уничтожения, даже если это означало пятьдесят лет в ловушке, в каменной клетке…
Эти крылья теперь были широко расправлены. Сколько людей знало об их существовании за пределами Велариса или иллирийских военных лагерей? Или он стер все воспоминания о них из Прифиана задолго до Амаранты?
Рис отпустил мой подбородок. Но когда он опустил руку, я сжала его запястье, чувствуя его твердую силу.
— Обидно, — сказала я, звуки музыки города почти поглотили мои слова, — что другие в Прифиане об этом не знают. Обидно, что ты позволяешь им думать о тебе худшее.