Несмотря на прохладную ночь, все магазины были открыты, когда мы гуляли по городу. Музыканты играли в маленьких скверах, а Дворец Нитей и Драгоценностей был полон покупателей и артистов, Высших и низших Фэ. Но мы шли дальше, к реке. Поверхность воды была такой гладкой, что звёзды и огни города сливались на её тёмной зеркальной поверхности, словно живая лента вечности.
Пятеро из нас замедлились, когда мы прогуливались по одному из широких мраморных мостов через Сидру. Они шли вперёд, изредка возвращаясь назад, чтобы поговорить друг с другом. Фэйский свет витиевато украшенных фонарей, стоящих на каждой из боковых оград моста, отбрасывал золотистые тени на крылья трёх мужчин из нашей компании, позолотив когти на верхушках их крыльев.
Разговор переходил от обсуждений знакомых к матчам и командам самых разных видов спорта, о которых я даже никогда не слышала (оказалось, что Амрен ярая, просто одержимая фанатка одного из них), от новых магазинов к музыке, которую они слышали, к понравившимся клубам. Ни одного упоминания о Хайберне или угрозах, с которыми нам предстояло столкнуться — разумеется, это были секретные сведения, но… Но у меня было чувство, что они не говорили об этом, потому что сегодня, проводя время все вместе… они не хотели вспоминать ужасную реальность. Как если бы все они были обычными горожанами, даже Рис. Если бы они не были самыми могущественными людьми в Ночном Дворе и, возможно, во всём Прифиане. И никто, абсолютно никто из окружающих не бежал от них в страхе, не бледнел от ужаса и не падал ниц. Благоговели — возможно, были удивлены — да, но… не было никакого страха. Это было так необычно для меня, что я молчала и просто смотрела на моих спутников — на их мир. Нормальность, за сохранение которой каждый из них боролся. На которую я злилась, которую ненавидела когда-то.
Я подумала, что нигде в мире нет такого места, как Веларис. Такого же спокойного, безмятежного. Такого любимого своими жителями и правителями.
Другая часть города была ещё больше заполнена людьми в пышных нарядах для посещения многочисленных театров, мимо которых мы проходили. Я никогда раньше не видела театр — не видела пьес, концертов или симфоний. В нашей старой и бедной деревушке мы в лучшем случае смотрели на ряженых и слушали менестрелей, в худшем случае — слушали нищих, воющих на самодельных инструментах.
Мы шли по набережной мимо кафе, магазинов и музыки, льющейся из них. Чуть отстав от остальных, я засунула руки в перчатках в карманы своего тяжелого голубого пальто и думала, что звуки этого города — самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышала: люди, река, музыка, лязг столового серебра на тарелках, скрип отодвигаемых и задвигаемых стульев, крики торговцев, продающих свои товары.