— Но… ты заинтересована?
— Почему ты спрашиваешь? — её голос стал жёстким и резким, более настороженным, чем я когда-либо слышала.
— Я всё ещё разбираюсь в том, как вы вместе работаете и уживаетесь.
Фырканье с её стороны означало, что настороженность ушла. Я старалась не показывать облегчение слишком сильно.
— Наша запутанная история насчитывает пятьсот лет, так что удачи.
Действительно. Я закончила рисовать ее глаза — медово-коричневые рядом с серебряными глазами Амрен. Словно это был ответ, Мор предложила:
— Нарисуй глаза Азриэля. Рядом с моими. И глаза Кассиана рядом с глазами Амрен.
Я подняла брови.
Мор одарила меня невинной улыбкой:
— Так все мы сможем присматривать за тобой.
Я лишь потрясла головой и спрыгнула со стула, чтобы начать думать над тем, как нарисовать ореховые глаза.
— Это настолько ужасно, — тихо спросила Мор, — быть его мейтом? Быть частью нашего Двора, нашей семьи, нашей запутанной истории и всего остального?
Я смешала краски в маленькой миске, и они, смешиваясь, были похожи на водоворот из сплетённых жизней.
— Нет, — выдохнула я. — Нет, это не так.
И у меня появился мой ответ.
Мор осталась на ночь и даже нарисовала несколько простеньких фигур на стене около двери, ведущей в кладовую. Три женщины с несуразно длинными ниспадающими волосами, каждая из которых напоминала ее саму; трое крылатых мужчин, которых ей каким-то образом удалось изобразить преисполненными чувством собственного превосходства. Я смеялась всякий раз, смотря на них.
Она ушла после завтрака, вынужденная выйти за пределы действия щита против рассеивания, а я помахала ее отдаленной, дрожащей фигуре прежде, чем она рассеялась и исчезла.
Я посмотрела через сверкающую белую гладь, растаявшую достаточно, чтобы проглядывающие через нее проплешины обнажали небольшое количество белоснежной травы, тянущейся навстречу небесно-голубому небу и горам. Обнаружив удочки и рыболовные снасти, которые, похоже, использовались в хорошую погоду, я поняла, что в конечном счете лето настигнет и эту таявшую страну грез, однако мне сложно было вообразить, что снег и лед вскоре вновь превратятся в мягкую траву и полевые цветы.
На краткий миг, подобно стремительным мерцающим водным брызгам, я представила себя там: как я бегу через дремлющий под тонкой коркой снега луг, как плескаюсь в ручьях, что и без того затопили лесной настил, как пирую крупными, летними ягодами в то время, как солнце скрывается за горами…
А затем я вернусь домой в Веларис, где наконец отправлюсь на прогулку по кварталу художников и побываю во всех тех лавках и галереях, и узнаю все то, что им было известно. А возможно, возможно в один прекрасный день я открою и свою собственную лавку. Но не для того, чтобы продавать свои работы, а чтобы обучать других.