— Ты влюбился в меня, — спросила я, обомлев, — потому что я напомнила тебе твоего друга?
Он щелкнул меня по носу.
— Я влюбился в тебя, зазнайка, потому ты была одной из нас — потому, что ты меня не боялась и решила закончить свою эффектную победу, бросив кусок кости в Амаранту, словно копье. Я почувствовал дух Кассиана рядом со мной в тот момент, и мог бы поклясться, что слышал, как он произнес: «Если ты не женишься на ней, ты тупой придурок, то это сделаю я».
Я фыркнула от смеха, проводя вымазанной в краске ладонью по его татуированной груди. Краска, точно.
Мы оба были в ней с ног до головы. Как и кровать.
Рис проследил за моим взглядом и послал мне улыбку, которая точно была дьявольской.
— Как удобно, что ванна достаточно велика, чтобы уместить двоих.
Моя кровь вскипела и я поднялась с кровати, но он был быстрее и подхватил меня на руки. Он был весь забрызган краской, она покрывала его волосы засохшей коркой, а его бедные, прекрасные крылья… были покрыты отпечатками моих ладоней. Полностью обнаженный, он отнес меня в ванну, где вода уже наполнялась сама собой — магия дома выполняла наше желание.
Он спустился по ступенькам в воду, и его выдох удовольствия прошелестел возле моего уха. И я, наверное, сама чуть слышно простонала, когда горячая вода накрыла меня, когда он усадил нас обоих в ванну.
На каменном бортике появилась корзина с мылом и маслами, и я оттолкнулась от Рисанда, чтобы погрузиться глубже в воду. Между нами клубился пар, и Рис взял кусок того мыла, пахнущего сосновой смолой, и протянул его мне вместе с мочалкой.
— Кажется из-за кого-то мои крылья теперь грязные.
Мое лицо запылало, а нутро сжалось. Иллирийские мужчины и их крылья… такие чувствительные.
Я покрутила пальцем, командуя ему повернуться. Он повиновался, раскрывая эти великолепные крылья достаточно, чтобы я могла найти пятна краски. Я намылила мочалку и осторожно, очень осторожно начала смывать с него красный и синий, и фиолетовый цвета.
Свет от свечей танцевал на его бесчисленных, чуть виднеющихся шрамах, почти незаметных, кроме тех мест, где мембрана была более твердой. Он содрогался при каждом моей касании, схватившись руками о кромку ванны. Я заглянула через его плечо, чтобы воочию увидеть доказательство этой чувствительности крыльев, и произнесла:
— По крайней мере, слухи о сопоставлении размаха крыльев с размерами других частей тела не врали.
Мышцы его спины напряглись, когда он засмеялся.
— Такой грязный, бесстыдный рот.
Я представила все места на его теле, куда бы хотела поместить этот рот, и слегка покраснела.