Каринский опустился в своё кресло и взял за руку сидевшую перед ним девушку:
– Вы так ещё молоды, мадмуазель Завьялова, у вас впереди всё, вся жизнь… Мне бы очень хотелась, чтобы она была счастливой и долгой… Знаете, вы немножко похожи на жену моего старшего сына Николая. Он погиб в Севастополе… Они прожили вместе только два года, и она осталась вдовой. Мне так больно было смотреть на неё! Такое было ощущение, точно она птенец, выпавший из гнезда… Она потом ушла в монастырь…
– Мой дед также погиб при обороне Севастополя, – сказала Ася. – Он был инженером, лично знал Тотлебена>19, который бывал в нашем доме потом, как мне рассказывал отец.
– Девочка, это было такое великое время! Да, та война была проиграна нами, она унесла столько жизней, лучших жизней, но какой великий подвиг! Мой сын был офицером на одном из затопленных кораблей. Он рыдал, когда они уходили под воду… Незадолго до войны я частенько бывал в Севастополе, так как Николай квартировал там… Всех героев будущих я знал лично, видел их, пожимал им руки! И тогда я понимал, что это выдающиеся люди, но война раскрыла их полностью… Война, вообще, очень раскрывает людей… Знаете ли был там такой граф Остен-Сакен>20, начальник гарнизона севастопольского… Он говорил, что бережет себя для Отечества! Ни разу не видели его близко от опасных мест, он всю кампанию отсиживался подальше, берёг себя… И сберёг, дожил до глубокой старости. Видите, мадмуазель Завьялова, как выходит: одни берегут себя для Отечества, а другие просто умирают за него. Я несколько раз имел возможность лично беседовать с адмиралом Павлом Степановичем… Это был удивительный человек. И очень щедрый. Как сейчас помню, идёт он по улице, а вокруг толпа. И слышится: «Нахимов! Нахимов!» И все просят, просят, зная, что не откажет. И он им всё своё жалование зараз раздаёт, а сам потом кое-как да в долг перебивается. А иной раз деньги закончатся у него, так он офицеру сопровождающему скажет: «Подайте им, голубчик, а я вам после верну…» Дивной души человек был! Такие себя не берегут, такие за ближнего да за Отечество живот и душу кладут…
Ася, склонив голову набок, как зачарованная, слушала, негромкий, слегка прерывистый голос старика, его говор с характерным французским прононсом. Как наяву, вставали перед её взором описываемые им картины далёкого прошлого.
– А все письма Николая я храню. Это ведь история… Может быть, потомкам пригодится. История сейчас в почёте. Может, стоит отдать эти письма напечатать в какой-нибудь журнал? Толстой, вот, написал прелюбопытные очерки о Севастополе, а мой сын был с ним знаком. Они ведь ровесники были… А вам не приходилось видеть нового Государя?