Илья Никитич Овчаров был доволен. Поездка в Звенигород оказалась ненапрасной. Супругов Палицыных там помнили. Особенно старика Кузьму Григорьевича. Правда, о том, что на самом деле произошло в их семье, никто не знал. Палицыны избегали этой темы, говоря лишь, что их сын погиб в результате несчастного случая, и потому они оставили Москву, где стало им слишком тяжело после его смерти.
Осиротевшие родители были людьми крайне религиозными. Кузьма Григорьевич вскоре стал регентом в одной из местных церквей. О нём пошла слава, как о человеке учёном и богомудром. Палицын по памяти мог читать многие страницы Священного Писания, знал творения святых отцов, но при этом был скромен, молчалив и суров. Образ жизни и он, и его супруга вели почти аскетический. Сам Кузьма Григорьевич в постные дни пил лишь пустой чай, иногда с сухариком. В Великий же Пост по средам и пятницам он и вовсе не брал в рот ни капли воды или пищи, проводя сутки в молитвах. Говорили, что от постоянного стояния на коленях, у него опухли ноги. Такая пламенная вера вызывала большое уважение среди прихожан. К Кузьме Григорьевичу часто приходили за советом.
Прошло время, и Палицын принял священнический сан. Батюшку в Звенигороде очень любили, а некоторые считали даже праведником. Вскоре преставилась его жена. Кузьма Григорьевич долго оплакивал её, после чего принял монашество под именем Андроника и некоторое время жил в Савином монастыре.
Иноки, помнившие его, говорили, что отец Андроник был настоящим подвижником и примером для многих братьев. Проведя некоторое время в монастыре, батюшка получил благословение служить в каком-то храме в другом городе, точнее никто вспомнить не мог, поскольку отец Андроник после отъезда писем никому не писал.
Впрочем, эти сведения уже и не были нужны. Где стал служить Кузьма Григорьевич, Овчаров знал и сам. Отца Андроника он видел несколько раз, хотя ни разу не разговаривал с ним, и знал главное: священник этот очень близок дому Олицких…
Своё задание Илья Никитич выполнил, но уезжать не торопился. Не было конечной ясности в том старом деле, о котором заботился Романенко. К тому же уезжать из Москвы не хотелось. Илья Никитич всё ещё лелеял надежду на то, что Василь Васильич предложит ему остаться, предложит работать в Первопрестольной. От этой смелой мысли захватывало дух. Вот, если бы!..
С самого утра Овчаров бродил по улицам златоглавой, стараясь надышаться её воздухом, казавшимся ему особенным. Он успел уже побывать в Китай-городе, поразившем его своим шумом и пестротой. Чего здесь только не было! Восточные ковры с затейливыми узорами, сапоги, петухи и свиньи, рыба, халва, фрукты, конфеты – казалось, что со всех концов света везли сюда товар! Так и разбежались глаза у Ильи Никитича, глядя на это невиданное изобилие. Пересчитав оставшиеся деньги (а осталось их, к слову, немало), Овчаров справил себе новые, ярко блестящие на солнце сапоги. Старые же он заботливо перевязал верёвкой и, закинув за спину, покинул Китай-город.