Я в который уже раз за утро порадовался, как нам повезло; волнения почти нет, над морем легкий ветерок. Идеальные условия для полетов. Связь тоже не подкачала: рации били с палубы на добрых полтора десятка километров, а с гидропланов – почти вдвое дальше.
Когда делили УКВ-передатчики, случился небольшой скандал. Зарин хотел непременно наладить голосовую связь с «Заветным», но мы с фон Эссеном встали стеной: одна из раций отправится на «Дениз бога», и точка! В итоге командир крейсера уступил, и связь с «Заветным» теперь поддерживают по старинке, морзянкой. С авиатендера радиообмен вел мичман Энгельмейер, в воздухе царил бравый прапорщик, а должность диспетчера этой «радиосети» досталась, ясное дело, мне. Зато теперь я был в курсе всех дел отряда.
А их – дел то есть – хватало. Например, вечером неутомимый Кобылин намешал на полуюте «Морского быка» два ведра кустарного «молотов-коктейля» – из олифы, скипидара и машинного масла. Летнаб вместе с мотористом аппарата Цивинского, неугомонным Рубахиным, до ночи провозились с терочными запалами. На них извели все спичечные коробки, которые удалось только раздобыть, зато теперь ящик, набитый бутылками из-под рома, дожидался своего часа, чтобы занять место в кабине. Фон Эссен, узнав об инициативе Кобылина, скептически хмыкнул, но препятствовать не стал: бомб все равно не хватало, а бутылки, глядишь, и разожгут на палубах британцев пожар-другой. Если, конечно, Кобылин попадет.
Рация ожила:
– «Алмаз», «Алмаз», Тридцать второй в канале, проверка связи.
– Тридцать второй, слышу вас хорошо. Отбой.
Это Лобанов-Ростовский. Прапорщик невыносимо горд своей новой ролью, тем более что сегодня от него и правда многое зависит. «Алмаз» и «Заветный» торопятся напересечку каравана; капитан первого ранга Зарин намерен обстрелять с большой дистанции ордер охранения, заставить повернуть навстречу русским. Повернут, никуда не денутся – не в характере гордых бриттов ждать, пока их расстреливают с дальней дистанции. А затем, форсируя машины (в кочегарках припасено несколько бочек мазута, им будут поливать уголь, прежде чем забрасывать в топки), по дуге обойти охранение и атаковать транспорты.
Правда, в голове одной из колонн идет «Наполеон». А еще там французские пароходофрегаты с пексановскими пушками. Но они забиты солдатами и лошадьми экспедиционных сил; хорошо, если смогут стрелять орудия верхней палубы. В батарейных же палубах настоящий Ноев ковчег, о нормальной работе расчетов можно забыть.
«Алмаз» с миноносцем ворвутся в походные колонны транспортов, как волки в овчарню. Пушки Канэ уверенно кладут снаряды в цель прямой наводкой с полутора-двух километров. Это будет не бой, а бойня.