— Можно понять, — сказала Джасра. — Вполне. В высшей степени цинично.
— Действительно, — присовокупил замечание Мандор и жестом вновь вызвал перемену блюд — пар поднимался над тарелками. — Прежде чем вы увлечетесь обсуждением интриг и изнанки психики, я буду рад, если вы попробуете перепелиные грудки в «Мутон Ротшильд» с диким рисом и занятными кусочками спаржи.
Я наконец сообразил, что именно я подтолкнул Джулию к занятиям магией, показав иной слой реальности. А от себя оттолкнул, потому что на самом деле не доверял ей настолько, чтобы рассказать о себе правду. Полагаю, это кое-что говорит о моей способности любить, равно как и о способности доверять. Но я все время чувствовал силу Джулии. Было еще кое-что. Было что-то…
— Это прелестно, — объявила Джасра.
— Благодарю, — Мандор поднялся, обошел стол и вновь наполнил ее бокал — собственноручно, а не при помощи фокуса с левитацией. Я заметил, что при этом пальцы его левой руки слегка задели ее обнаженное плечо. Затем, как будто вспомнив и обо мне, он плеснул и в мой бокал, а потом пошел и сел на место.
— Да, превосходно, — заметил я, продолжая скоростной самоанализ.
Я что-то ощущал, что-то подозревал с самого начала — теперь я знал. Наша прогулка по теням стала лишь самым эффектным событием из серии маленьких, заранее подготовленных проверок, которые я время от времени подбрасывал на ее пути, надеясь подловить на недостаточной бдительности, надеясь разоблачить ее как… — кого? Ну, как потенциальную колдунью. Так?
Я отложил прибор в сторону и потер глаза. Уже теплее, хотя я скрывал это от себя долгое время…
— Случилось что-нибудь, Мерлин? — услышал я вопрос Джасры.
— Нет. Только сейчас понял, что немного устал, — сказал я. — Все нормально.
Колдунья. Не просто потенциальная колдунья. Теперь я понял: это был глубоко запрятанный страх, что именно она стояла за всеми этими покушениями на мою жизнь по тридцатым числам апреля, — а я давил этот страх и продолжал любить ее. Почему? Потому что я знал и мне было наплевать? Потому что она была моей Немезидой, крошкой Немези? Потому что я ласкал своего будущего палача и скрывал от самого себя очевидность этого? Потому что я не только любил неблагоразумно, но и погрузился с головой в неодолимую жажду смерти, сопровождавшую меня повсюду и ухмыляющуюся мне всегда, и в любое время я готов был содействовать ей как только возможно?
— Со мной все о’кей, — сказал я. — В самом деле, все нормально.
Значит, я, как говорится, был себе злейшим врагом? Я очень надеялся, что все-таки — нет. У меня в самом деле не было времени на психотерапию — тем более тогда, когда моя жизнь зависела от столь многих внешних обстоятельств.